Выражение лица Ронана, говорило о том, что он всё еще не успокоился и с удовольствием бы продолжил быть возмутителем спокойствия. В его кодексе чести не было места ни для измен, ни для случайных связей. Не то, чтобы он не мог их оправдать, он просто не мог их принять.
— Ну, так он же шлюха, только мужского пола. И это не твоя проблема, — сказал Гэнси.
Вообще-то, по мнению Адама, Ронан не был и проблемой Гэнси, но они уже выдвигали этот аргумент.
Одна из бровей Ронана приподнялась, острая как бритва.
Гэнси закрыл свой журнал и завязал на нем веревочки.
— Со мной это не прокатит. У неё нет ничего общего ни с тобой, ни с Декланом.
Он произнес слова с «тобой» и с «Декланом», как будто это были физические объекты, нечто такое, что можно поднять и рассмотреть со всех сторон.
— Ты паршиво к ней отнесся. Ты и всех нас заставил выглядеть погано.
Ронан выглядел виноватым. Но Адам не купился на это, он прекрасно знал, что Ронану ничуточки не стыдно за свое поведение. Единственное за что тому было неудобно, что при его перепалке с братом присутствовал Гэнси и видел его таким. То, что жило между братьями Линч, было достаточно мрачным, чтобы вовлекать еще чьи-либо чувства.
Но, Гэнси, безусловно, всё это знал, так же как и Адам. Он провел большим пальцам туда-сюда по своей нижней губе. Привычка, которую он казалось, не замечал, а Адам так и не удосужился ему о той сказать. Перехватив взгляд Адама, он сказал:
— Господи, теперь я чувствую себя грязным. Пошли к Нино. Закажем пиццы, и я позвоню медиуму, а весь мир пусть катиться к черту.
Именно поэтому Адам мог простить эту поверхностную глянцевую версию Гэнси, с которой он поначалу познакомился. Из-за его денег, славного имени его семьи, из-за того, что у него такая красивая улыбка и из-за того, что он так легко мог рассмеяться, из-за того что он нравился людям (несмотря на его опасения, что всё было совсем наоборот) и они отвечали ему взаимностью. Гэнси мог подружиться с кем угодно, если бы захотел. А вместо этого, он выбрал их троих, трех парней, которые, по трем различным причинам, могли бы так и остаться одинокими, без друзей.
— Я не иду, — сказал Ноа.
— Требуется побыть в одиночестве? — осведомился Ронан.
— Ронан, — отрезал Гэнси, — спрячь оружие в ножны. Ноа, мы не станем заставлять тебя есть. Адам?
Адам поднял отвлеченный взгляд. Его разум блуждал где-то между плохим поведением Ронана и интересом Эшли, проявленным к журналу, и он задался вопросом, было ли это больше, чем просто людским любопытством, возникающим при встрече с Гэнси и его навязчивыми прибамбасами. Он знал, что Гэнси решит, будто он чрезмерно подозрителен и проявляет излишнее собственничество в поиске, который Гэнси был бы рад разделить с большинством людей.
Но Гэнси и Адам искали Глендовера по разным причинам. Гэнси жаждал его, как Артур жаждал Грааль, влекомый отчаянной, но туманной необходимостью быть полезным для мира, уверенностью, что его жизнь значила что-то вне вечеринок с шампанским и белых воротничков, осложненной страстным желанием уладить борьбу с самим собой.
А Адам, с другой стороны, нуждался в королевской милости.
А это означало, что они должны были быть теми, кто разбудит Глендовера. Они должны были найти его первыми.
— Периш, — повторил Гэнси. — Пошли.
Адам поморщился. Он нутром чувствовал, чтобы улучшить настроение Ронана, одной пиццей им не обойтись.
Но Гэнси уже схватил ключи от Свиньи и обходил свою миниатюрную Генриетту. Несмотря на то, что Ронан ворчал, Ноа вздыхал, а Адам колебался, он даже не обернулся, чтобы убедиться, что друзья идут за ним. Он был уверен, что они последовали его примеру. Ему пришлось в течение дней, недель или даже месяцев, тремя различными способами заслужить их доверие, и теперь когда оно у него было, они будут все следовать за ним куда угодно.
— Всё выше и выше[6], — сказал Гэнси, и захлопнул за ними дверь.
5
Баррингтон Велк чувствовал себя не слишком бодро, когда спустился в холл Дома Уитмена, административного здания Аглионбая. Было пять вечера, учебный день закончен, и он только что покинул свою квартиру, чтобы забрать домашнюю работу, которая должна быть проверена и оценена к следующему дню. Слева от него в высоких мозаичный окнах переливалось послеобеденное солнце, справа раздавался гул голосов из кабинета. В это время суток эти старые здания были похожи на музеи.
— Баррингтон, я думал, у тебя сегодня выходной. Выглядишь ужасно. Заболел?
Велк не смог сразу найти ответ. Для всех желаний и целей он все еще был вне досягаемости. Вопрос задавал Джона[7] Мило, мило проигнорированный учитель английского одиннадцатых и двенадцатых классов. Не смотря на схожесть шотландки и вельветовых штанов, Мило не был невыносимым, но Велк не собирался с ним обсуждать свое утреннее отсутствие на уроке. Канун Святого Марка для него начинал превращаться в красивую традицию, включающую в себя напиться в хлам и заснуть на кухонном полу прямо перед рассветом. В этом году он предусмотрел попросить выходной на день Святого Марка. Обучение мальчиков из Аглионбая латыни итак достаточно тяжелая работа. А обучать их с похмельем было пыткой.
Наконец, Велк просто показал неаккуратную стопку написанных вручную домашних работ в ответ. Мило вытаращил глаза на имя, написанное на верхнем листе бумаги.
— Ронан Линч! Это его домашнее задание?
Перевернув пачку, чтобы взглянуть на имя сверху, Велк согласился. Пока он это делал, несколько парней по пути на практику толкнули его в Мило. Студенты обычно даже не понимали, что они были неуважительны. Велк был едва ли старше них, и его существенно крупное телосложение делало его моложе. И было легко принять его за одного из студентов.
Мило выпутался из хватки падающего Велка.
— Как ты заполучил его себе в класс?
Простое упоминание Ронана Линча царапнуло что-то внутри Велка. Но это не был Ронан сам по себе, это был Ронан как часть неразлучной троицы: Ронана Линча, Ричарда Гэнси и Адама Периша. Все мальчики из класса были богатенькие, самоуверенные, заносчивые, но именно эти трое больше остальных напоминали ему о том, что он потерял.
Велк силился вспомнить, пропускал ли Ронан когда-нибудь его занятия. Дни учебного года смазывались в один долгий, бесконечный день, который начинался так: Велк парковал свою паршивенькую машину рядом с красивыми автомобилями Аглионбая, далее проталкивался через смеющихся беспечных парней, вставал перед комнатой студентов, которые в лучшем случае смотрели на него стеклянными глазами, а в худшем — насмехались. И в конце дня Велк, одинокий и загнанный, никогда, никогда не был в состоянии забыть, что когда-то был одним из них.
Велк пожал плечами:
— Не помню, чтобы он пропускал.
— У тебя был и Гэнси, не так ли? — спросил Мило. — Это все объясняет. Эти двое не разлей вода. Вцепились друг в друга мертвой хваткой.
Это было странное старое выражение, которое Велк не слышал со времен, когда он и сам был не разлей вода со своим соседом по комнате в Аглионбае, Жерни. Он чувствовал пустоту внутри, будто был голоден, будто следовало остаться дома и напиваться сильнее, чтобы отметить этот жалкий день.
