Короче говоря, вечеринка была унылая — мне было девять или десять. Эти маленькие черные платья и красные галстуки, и все виды еды, какую ты только захочешь, пока там были креветки. Некоторые из нас, детей, стали играть в прятки. Помню, я думал, что слишком взрослый, чтобы играть в прятки, но больше нечем было заняться.
Они с Блу вошли в узкую рощу деревьев, достаточно редких, чтобы между ними выросла трава вместо ежевики. Этот Гэнси, этот рассказывающий Гэнси был полностью другим человеком по сравнению со всеми версиями, с которыми она уже сталкивалась. Она не могла не слушать.
— Было жарко, как в аду. Была весна, но, казалось, она решила, что она лето. Вирджинская весна. Ты знаешь, как это. В любом случае, тяжело. На заднем дворе не было никакой тени, но на границе располагался великолепный лес. Темный, зеленый и голубой. Как нырнуть в озеро. Я зашел туда, это была фантастика. Всего пять минут, и я уже не мог видеть дома.
Блу прекратила стучать по земле.
— Ты заблудился?
Гэнси слегка покачал головой.
— Я наступил в гнездо. — Он сузил глаза так, как делают люди, когда очень стараются казаться непринужденными, но было очевидно, что в этой истории нет ничего непринужденного. — Шершни, как ты и сказала. Они роятся на земле. Мне не нужно тебе это говорить. Но тогда я не знал. Первое, что я почувствовал, это маленькие иголочки в носке. Я думал, что наступил на колючку — их там было множество, таких зеленых, в форме кнута — но тут я ощутил кое-что другое. Такие маленькие ранки, знаешь?
Блу стало дурно.
Он продолжил:
— Но потом я почувствовал одного на руке, и к тому времени, как отскочил подальше, я увидел их. На обеих руках.
Каким-то образом ему удалось взять ее с собой, поместить в этот момент открытия. Сердце Блу слабело, пойманное в ловушку ядом.
— И что ты сделал? — спросила она.
— Я знал, что был мертв. Я знал, что был мертв еще до того, как почувствовал, что все в моем теле начинает идти неправильно. Потому что я попадал в больницу только из-за одного жала, а здесь их было около сотни. Они были в волосах. В ушах, Блу.
Она поинтересовалась:
— Ты был напуган?
Ему не надо было отвечать. Она увидела это в пустоте его глаз.
— Что произошло?
— Я умер, — сказал он. — Я чувствовал, как остановилось мое сердце. Шершням было все равно. Они продолжали меня жалить, несмотря на то, что я был уже мертв.
Гэнси остановился. Он произнес:
— Это трудная часть.
— Трудные — мои любимые, — ответила Блу. Деревья затихли вокруг них, единственным звуком был раскат грома. После паузы она добавила немного пристыженно: — Прости. Я не хотела быть… Но вся моя жизнь — это «трудная часть». Никто не верит в то, что делает моя семья. Я не собираюсь смеяться.
Он медленно выдохнул.
— Я услышал голос. Шепот. Я не забуду, что он сказал. Он сказал:
Блу была очень тиха. Воздух давил на них.
— Я рассказал Хелен. Она ответила, что это была галлюцинация. — Гэнси убрал лозу со своего лица. Здесь поросль становилась все гуще, деревья ближе. Им, вероятно, нужно было повернуть назад. Его голос звучал по-особому. Официально и неоспоримо. — Это была не галлюцинация.
Это был Гэнси, который написал журнал. Настоящий Гэнси, волшебный, завладевший ею.
Она спросила:
— И этого достаточно, чтобы заставить тебя провести всю жизнь в поисках Глендовера?
Гэнси ответил:
— Однажды Артур узнал, что Грааль существует, как бы он мог не искать его?
За ними снова прорычал гром, голодное рычание невидимого зверя.
Блу сказала:
— Это не совсем ответ.
Он не взглянул на нее. Он ответил голосом, внушающим страх:
— Мне нужно, Блу.
Все огоньки на измерителе электромагнитного излучения погасли.
В равных частях облегченная, что они на безопасной земле, и разочарованная, что ей больше не выведать настоящего Гэнси, Блу дотронулась до прибора.
— Мы сошли с энергетической линии?
Они отступили на несколько метров, но прибор не заработал.
— Батарейка кончилась? — предположила она.
— Я не знаю, как проверить. — Гэнси выключил его и включил снова.
Блу протянула руку к измерителю. В момент, когда она взяла его, огоньки вспыхнули красным. Чисто красным, не мигая. Она поворачивалась из стороны в сторону. Оранжевый слева. Красный справа.
Они встретились взглядами.
— Забери его, — сказала она.
Но как только Гэнси дотронулся до прибора, огоньки снова погасли. Когда гром прогремел на этот раз, чарующий и закипающий, она почувствовала, как что-то внутри начинает дрожать, и дрожь не прекратилась после того, как звук затих.
— Я продолжаю думать, что тут должно быть логическое объяснение, — произнес Гэнси. — Но его не было всю неделю.
Блу размышляла, что, возможно, и было логическое объяснение, и она считала, оно следующее: Блу делает вещи громче. Только она понятия не имела, что она усиливала в настоящий момент.
Воздух задрожал снова, потому что гремел гром. Не было и следа от солнца. Все, что осталось, это тяжелый зеленый воздух вокруг.
Он спросил:
— Куда он нас ведет?
Позволив красному цвету их вести, Блу нерешительно ступала через деревья. Они прошли всего несколько метров, когда прибор снова умер. Никакое количество выключений и передачи из рук в руки не заставило его замерцать снова.
Они стояли с прибором между ними, головы наклонены близко, молча глядя на темный экран.
Блу поинтересовалась:
— Что теперь?
Гэнси уставился вниз между их ногами, прямо под прибором.
— Шагни назад. Там…
— О Господи, — произнесла Блу, резко отстраняясь от Гэнси. А затем снова: — О Боже…
Но она не смогла закончить предложение, потому что только что сошла с чего-то сильно похожего на человеческую кость. Гэнси первым присел, чтобы убрать листву с предмета. Конечно, под первой костью руки была вторая. Грязные часы охватывали запястье. Все выглядело фальшиво, скелет в лесу.
Это не могло произойти.
— О нет, — вдохнула Блу. — Не прикасайся к нему. Отпечатки пальцев.
Но труп был давно без отпечатков пальцев. Кости были чистыми, как экспонат музея, плоть давно сгнила, остались только нитки от того, чтобы человек не носил. Тщательно убирая листья, Гэнси раскрыл весь скелет. Он лежал помятый, одна нога подогнута, руки раскинуты по обе стороны от черепа — стоп-кадр трагедии. Время пощадило странные элементы и забрало другие: часы были, а рука нет. Рубашка исчезла, но галстук остался, спадая складками по холмам и долинам разрушенных ребер. Обувь была грязная, но на
