нее ничего не воздействовало. Носки тоже остались целыми в кожаной обуви, сидя мешками выше лодыжки.
Скула на черепе была разбита. Блу задалась вопросом, от этого ли умер этот человек.
— Гэнси, — позвала Блу плоским голосом. — Это был ребенок. Паренек из Аглионбая.
Она указала на его грудную клетку. Смявшись между двумя голыми ребрами, там торчал лоскут синтетической ткани с вышитой на нем Аглионбайской эмблемой, нетронутый погодой.
Они уставились друг на друга поверх тела. Молния осветила их лица. Блу была осведомлена о черепе под кожей Гэнси, его скулы находились так близко к поверхности, высокие и прямые, как на карте Смерти.
— Мы должны сообщить об этом, — сказала она.
— Подожди, — ответил он. Ему потребовалось мгновение, чтобы найти бумажник ниже тазовой кости. Хорошая кожа, забрызганная и обесцвеченная, но все-таки неплохо сохранившаяся. Гэнси открыл его, глядя на разноцветные края кредитных карт, выровненных на одну сторону. Он определил край водительских прав и вытянул их.
Блу услышала, как дыхание Гэнси сперло от неприкрытого шока.
Лицо на водительских правах принадлежало Ноа.
29
В восемь вечера Гэнси позвонил Адаму на фабрику трейлеров.
— Я еду за тобой, — сказал он и повесил трубку.
Он не сказал, что это важно, но это был первый раз, когда он просил Адама оставить работу, так что это должно быть важно.
Снаружи на стоянке Камаро вхолостую ревел двигателем, эхом отдающимся в темноте. Адам залез внутрь.
— Объясню, когда доберемся, — произнес Гэнси.
Он выжал сцепление и нажал на газ с такой силой, что задние шины завизжали на асфальте. По выражению лица Гэнси Адам думал, что что-то произошло с Ронаном. Может, наконец, Ронан случился с Ронаном. Но они ехали не в больницу. Камаро ворвался на фабрику Монмут. Вместе они поднялись по темной, скрипучей лестнице на второй этаж. От руки Гэнси дверь открылась, ударившись о стену.
— Ноа! — заорал он.
Комната безгранично растянулась в темноте. Напротив окон миниатюрная Генриетта была ложным горизонтом. Будильник Гэнси непрерывно сигналил, предупреждая о времени, которое давно прошло.
Пальцы Адама безуспешно искали выключатель.
Гэнси заорал снова:
— Нам надо поговорить. Ноа!
Дверь в комнату Ронана открылась, выпуская область света. Ронан нарисовался в дверном проеме, одна рука согнута у груди, а между пальцев примостился найденный птенец ворона. Он плавно стянул пару дорогих наушников с ушей и повесил их на шее.
— Чувак, ты припозднился. Периш? Я думал, ты на работе.
Итак, Ронан знал не больше Адама. Адам ощутил холодное облегчение, которое он быстро заглушил.
— Был. — Адам, наконец, нашел выключатель. Комната превратилась в сумеречную планету, в углах ожили тени в виде акульих пастей.
— Где Ноа? — потребовал Гэнси. Он выдернул шнур из розетки, чтобы будильник замолчал.
Ронан оценил состояние Гэнси и приподнял бровь.
— Он ушел.
— Нет, — подчеркнул Гэнси. — Не ушел. Ноа!
Он отступил в центр комнаты, рассматривая углы, балки, в поисках места, где никто бы не стал искать соседа по комнате. Адам колебался у двери. Он не мог понять, как это может быть связано с Ноа: Ноа, который мог оставаться незаметным часами, чья комната была безупречна, который никогда не повышал голоса.
Гэнси прекратил искать и повернулся к Адаму.
— Адам, — он задавал вопрос, — какая фамилия у Ноа?
Прежде, чем Гэнси закончил вопрос, Адам почувствовал, что он должен знать. Но теперь ответ ускользал от его рта, а затем и из мыслей, оставляя губы разделенными. Это было, как потерять дорогу на занятия, потерять дорогу домой, забыть номер телефона фабрики Монмут.
— Я не знаю, — признал Адам.
Гэнси указал на грудь Адама, будто целился из пистолета или доказывал свое мнение.
— Между прочим, Жерни. Джерни. Чер-ни. Как бы это не произносилось. Ноа Жерни. — Откинув голову назад, он прокричал в воздух: — Я знаю, что ты здесь, Ноа.
— Придурок, — заметил Ронан. — Ты рехнулся.
— Открой его дверь, — приказал Гэнси. — Скажи, что там.
Изящно пожав плечами, Ронан выскользнул из своего дверного проема и повернул ручку двери Ноа. Она открылась, показывая всегда заправленную кровать в углу.
— Похоже на женский монастырь, как обычно, — сказал Ронан. — Все особенности гибкости ума. Что мне искать? Наркотики? Девочек? Оружие?
— Скажи, — продолжил Гэнси, — какие занятия у вас проходят совместно с Ноа?
Ронан фыркнул.
— Никаких.
— У меня тоже, подтвердил Гэнси. Он взглянул на Адама, который слегка покачал головой. — Как и у Адама. Как такое возможно? — Он не ждал ответа. — Когда он ест? Вы когда-нибудь видели, как он ест?
— Мне по фигу, — ответил Ронан. Он погладил голову Чейнсо пальцем, и она в ответ наклонила клюв. Это был странный момент странного вечера, и если бы такое произошло на день раньше, Адама бы поразило, что он редко видел такую беспечную доброту от Ронана.
Гэнси закидывал их обоих вопросами.
— Он платит аренду? Когда он входит? Вы когда-нибудь спрашивали его?
Ронан покачал головой.
— Чувак, ты реально потерял броню. В чем проблема?
— Я провел день с полицией, — сказал Гэнси. — Я ходил с Блу в церковь…
Теперь ревность нанесла Адаму удар, глубокий и неожиданный, рану, которая жгла не менее болезненно, он был не уверен в точности, что этому виной.
Гэнси продолжил:
— Не смотрите на меня так, вы оба. Смысл не в этом. Мы нашли тело. Сгнившее до костей. Знаете, чье оно?
Взгляд Ронана был прикован к Гэнси.
Адам чувствовал, что мечтал услышать ответ на этот вопрос.
Позади них дверь в квартиру внезапно захлопнулась. Они повернулись, но там не было никого, только трепетали углы карты на стене, показывая, что она переместилась.
Парни уставились на легкое движение бумаги, слушая эхо захлопнувшейся двери.
Не было ни ветерка, но кожа Адама покрылась мурашками.
— Мое, — раздался голос Ноа.
Одновременно они развернулись.
Ноа стоял в проеме своей комнаты.
Его кожа была бледная, словно пергамент, и глаза затенены и неопределенны, как было всегда после наступления темноты. На его лице были пятна, только теперь они походили на грязь или кровь, или,
