английский в итальянской армии вот уже десять лет, и ему только что сообщили о сокращении финансирования. Таким образом, он стал бы получать меньше за работу, к которой и так уже потерял всякий интерес.
Вам может показаться это забавным, но я предпочитал, чтобы они уехали. Они были первопроходцами, образцами для подражания, вселявшими в нас силы и интерес к жизни. Мне не хотелось думать, что они останутся здесь только из-за того, что какие-то нытики и хлюпики вроде нас вбили себе в голову, будто без них не проживут. Истина заключалась в том, что мы никогда не сможем по-настоящему познать Италию, если рядом с нами будут вечно находиться Брюс и Джоджо, готовые в любой момент подхватить нас, если мы оступимся. Стоит им уехать в Мексику, и нам придется приналечь на итальянский, самим постигать итальянскую культуру, мы будем вынуждены сами учиться, как в нее вписываться.
— Попробуй, — сказал Брюс, протягивая ложку. Никогда прежде я не ел столь свежего, столь нежного томатного соуса.
— Как ты его делаешь? — спросил я.
— Свежие помидоры с огорода, морковь, сельдерей и лук. Немного соли. Главное ничего не жарить на сковородке, пусть себе булькают в кастрюле. Можно чуток сахара добавить. Потом растереть в пюре. Это из поваренной книги «Рецепты Марчеллы». Лучше нее ничего не найдешь.
У соуса был удивительный мягкий вкус. И это самое потрясающее. Никакой кислинки, которая обычно появляется, когда используют помидоры.
Брюс сделал еще три-четыре слоя лазаньи: пластинки теста, бешамель, томатный соус, а сверху пармезан. Затем он аккуратно извлек ложку, зажатую дверцей духовки, открыл ее и сунул лазанью внутрь. Затем отточенным движением закрыл дверцу, прижав ею, как и прежде, ложку. Сразу было видно, что Брюс уже успел навостриться.
Открыв еще одну бутылку вина, мы устроились в гостиной у камина. Пока ждали лазанью, Брюс выложил замаринованную свиную корейку на гриль над огнем так, чтобы мы могли наблюдать за процессом приготовления прямо из-за стола.
Потом он принес лазанью и нарезал порциями на идеальные кубики. Откусив кусочек, я почувствовал странный приступ тоски. Отправив в рот второй кусочек, я понял, чем именно она была вызвана. Почему я никогда прежде не пробовал такой изумительной лазаньи? Отчего я и не мечтал, что когда-нибудь ее отведаю? Может быть, потому, что тесто было столь тонким и нежным, что таяло прежде, чем я успевал полностью насладиться его вкусом? Может, все дело в том, что эта лазанья идеально сочетала вкус яичной муки, сладких, нежных помидоров, отдающего орехами пармезана, маслянистого соуса бешамель?
Лазанья словно была натюрмортом, написанным пастелью, только пастелью — и никаких резких тонов масляных красок. Может быть, дело в том, что лазанья дразнила мои чувства и ощущения, пробуждала желание, высвобождала жадного прожорливого зверя, скрывающегося под моей личиной? Впрочем, быть может, дело заключалось в том, что я понял, вдыхая аромат второй порции, одну простую вещь. Чтобы снова отведать такое лакомство, мне теперь придется тащиться в какой-то сраный Юкатан.
Глава 26
Главная и, по сути, единственная площадь нашего маленького городка, в отличие от площадей Треви, Беваньи и Монтефалько, на открытку не просится. Наш городок лежит в стороне от туристических маршрутов. Он полностью находится в распоряжении жителей, и это мне, положа руку на сердце, очень нравится. У нас есть три бара, две мясные лавки, два продуктовых магазина, один овощной и целая куча прочих самых разнообразных лавочек. Если вы не знаете, где именно они располагаются, вам их ни за что не отыскать. Например, только через полтора года мы узнали, что в соседнем с церковью доме (там еще на входе занавеска висит) имеется овощной магазинчик Глории, где продаются самые свежие и лучшие фрукты и овощи, выращенные в округе. Ни вывески на входе, ни указателя — ничего. Если бы Карен не рассказала нам об этом магазинчике, мы бы и сейчас ходили мимо него, не подозревая о его существовании. Но если вы однажды его посетили, то дорогу туда вам уже не забыть. Та же самая история произошла и с лавкой Уго. Думаете, в газете печатают объявления о том, что он делает самое вкусное прошутто в мире? Нет, конечно. Это просто надо знать.
На площади стоит потрясающей красоты церковь, возведенная в шестнадцатом веке. Надо сказать, что она выглядит на свой возраст. Церковь называется Кьеза-делла-Мадонна-делла-Бьянка, что в переводе означает «церковь Белой Мадонны». Я нисколько не сомневаюсь, что она названа в честь какой-нибудь знаменитой блондинки, которая в стародавние времена сотворила некое чудо. Церковь работает и по сей день, колокольный звон доносится даже до Рустико.
Напротив церкви имеется небольшой парк с детской площадкой, статуей в память о павших во время войны и, что самое важное, скамейками. Скамейки обращены в сторону площади и усажены замечательными старичками, которые, когда проходишь мимо, улыбаются и машут тебе руками. Если бы компания, выпускающая открытки, решила вдруг запечатлеть наш городок, лучше всего было бы, конечно, сфотографировать именно старичков, i vecchi. Они самые фотогеничные. Удачней снимка не сделаешь.
Однажды мы с Джил бродили по площади, старички одаривали нас улыбками, и вдруг нам на глаза попался плакат с объявлением на стенде, который стоял в парке возле статуи. В объявлении говорилось об открытии кружка по рисованию. Занятия должны были проводиться каждый четверг в полдень в местной музыкальной школе.
— Ну как? Пойдешь? — спросил я Джил.
Она улыбнулась, будто восприняла мои слова как шутку.
— Нет, правда, — не отступал я. — Почему бы тебе не записаться в кружок?
Мое предложение никак нельзя было назвать вздорным. Джил много лет занималась живописью на курсах Общества молодых художников и всякий раз, когда в делах, связанных с театром, намечался застой, неизменно бралась за кисть.
— Нет, не пойду.
— Почему?
— Куча причин. Во-первых, я еще недостаточно хорошо говорю по-итальянски. Во-вторых, мы уезжаем за два месяца до окончания занятий, в-третьих, я еще не совсем привыкла к тому, что я иностранка и пока никого здесь толком не знаю.
— Вот оно что.
И тут я заметил, что у нее изменилось выражение глаз. Джил колебалась, сейчас в ней боролись две сущности, две Джил: одна предпочитала делать ход, только имея на руках все козыри, а другая была авантюристкой, с радостью принимавшей любой брошенный ей вызов и сражавшейся до конца, пока не добьется совершенства и не станет лучшей. И как раз сейчас первая Джил уступала.
— Так, и что надо делать?
— Если не ошибаюсь, то муниципалитет вон там.
Муниципалитет располагался в следующем за лавкой Глории здании, украшенном колоннадой. Там же находился один из безымянных баров нашего городка. Мы спросили у бармена совета, куда лучше обратиться, и он ответил, что нам надо подняться на второй этаж. Весь муниципалитет состоит из двух кабинетов и одного стола, так что на поиски ушло совсем немного времени. Очень милая дама рассказала нам всё о кружке и добавила, что в качестве оплаты за вступление Джил должна купить какие-то особые марки на почте. По крайней мере, нам показалось, что дама сказала именно это. Мы уже в достаточной степени овладели итальянским, чтобы понять большую часть из сказанного. Большую, но не всё.
Мы отправились на почту, но она оказалась запертой — время приближалось к обеденному перерыву, и служащие решили закрыться пораньше. В Италии так всегда. Если вы зайдете в магазин или, хуже того, в какое-нибудь государственное учреждение без десяти час, работники совершенно явно начинают нервничать. Поскольку вам что-то нужно, вы, естественно, захотите обратиться к ним или задать вопрос на ломаном итальянском, а это означает, что они, возможно, опоздают на обед. Для итальянцев это самое
