приличный театральный сезон.
Она повесила трубку, в душе соглашаясь с Дэйвидом Хаблером. Хотчкисс ей не понравился, и она только недоумевала, какой из его талантов соблазнил Барри пойти с ним на «партнерское соглашение», если то, что сказал
Кэйхилл позвонила и справилась, нельзя ли достать ей билет в театр. В какой? «Не имеет значения, — сказала она, — на что-нибудь веселенькое, со счастливым концом».
В семь тридцать поднялся занавес, и к тому времени, когда британский фарс «Хватит шуметь» подошел к концу, у нее бока ломило от смеха, а неприятная причина ее путешествия была забыта — во всяком случае, пока длилось представление. Хотелось есть, и она перекусила в ресторанчике на Неал-стрит, а потом вернулась в гостиницу. В номер ей принесли коньяк со льдом, и она сидела по-тихому, потягивая его, пока глаза не стали слипаться. Коллетт улеглась в постель и, засыпая, ощутила, как охватывает ее абсолютная тишина этой улицы и этой гостиницы — мертвая тишина.
6
Кэйхилл вовремя добралась до здания «Дженерал трейдинг компани», чей герб на фронтоне возвещал, что фирма поставляет товары по крайней мере одному королевскому двору. Она заняла столик в глубине той части кафе, что расположилась у выхода из магазина на открытой террасе. Утро выдалось солнечное и тихое. В плаще, надетом поверх шерстяного твидового костюма, Коллетт чувствовала себя просто чудесно.
Она коротала время за чашечкой кофе, наблюдая за тем, как крохотные птахи устраивали нешуточные сражения на неприкрытых сахарницах, заполненных кубиками коричневого бескалорийного сахара. Коллетт посмотрела на часы: Хотчкисс опаздывал уже на двадцать минут. Она решила потерпеть еще минут десять. Ровно в девять тридцать он появился на террасе. Высокий, худощавый. Голова со лба лысая, но он зачесывал наверх длинные волосы с боков, что делало его обличье подозрительным: нет, Дэйвид, не свинья, подумала она, а скорее утка — он походил на утиную гузку. Одет был в двубортный блейзер с каким-то гербом на кармане, серые брюки, легкие туфли из рыжеватой выворотки, бледно- голубая рубашка с шелковым галстуком. Под мышкой зажат потертый и пухлый кожаный портфель. Весьма поношенный длинный плащ висел через плечо.
— Мисс Кэйхилл, — напористо произнес он, улыбнулся и протянул руку: зубы у него оказались заметно пожелтевшими, а ногти на руках, как сразу заметила она, чересчур длинными и нуждались в чистке.
— Мистер Хотчкисс, — приветствовала его она, дотрагиваясь до его руки кончиками пальцев.
— Простите, что опоздал, но движение по улицам в этот час — сущее проклятие. Вы уже выпили кофе? Хорошо.
Кэйхилл подавила улыбку, наблюдая, как он устраивается на белом металлическом стуле с желтыми подушечками.
— Не продрогли? — спросил он. — Может, лучше внутри?
— О нет, тут на воздухе, по-моему, прелестно.
— Как угодно. — Отработанным жестом он подозвал молоденькую официантку, которая подошла к столику и приняла заказ: кофе и пирожные. Когда девушка ушла, он откинулся, сложил кисти рук шариком, уперся подбородком в сплетенные пальцы и сказал: — Ну что ж, мы здесь наверняка для того, чтобы поговорить о бедняжке Барри Мэйер, пусть земля будет ей пухом. Говорите, вы были подругами?
— Да, близкими подругами.
— Она никогда о вас не говорила, но, я полагаю, у таких, как Барри, полно друзей или по крайней мере знакомых.
— Мы были близкими подругами, — повторила Кэйхилл, отнюдь не находя его предложение забавным.
— Да, конечно. Так что же вы хотели обсудить со мной?
— Ваши отношения с Барри, что она делала вечером перед тем, как умерла, — все, что помогло бы мне понять.
— Понять? Понять что? Бедная женщина падает замертво с сердечным приступом, коронарный тромбоз, — преждевременно, конечно, но один Господь только знает, чего только не припасено для нас у жизни в закромах.
Кэйхилл пришлось напомнить самой себе о своей «официальной» роли при знакомстве с жизнью Мэйер. Она — скорбящая подруга, а вовсе не следователь, а посему, чтоб было похоже на это, надо смягчить тон.
— Сказать правду, — начала она, — мне интересно все разузнать и для себя самой, и ради матери Барри. Мы созванивались, и она попросила меня выяснить все, что могло бы… ну успокоить ее. Я сейчас лечу в Вашингтон повидаться с ней.
— Чем вы занимаетесь, чем зарабатываете на жизнь, мисс Кэйхилл? Знаю, вопрос мой вряд ли отнесешь к разряду британских, скорее, он из тех, что вы, американцы, задаете при первой же встрече, но мне любопытно.
— Я работаю в посольстве Соединенных Штатов в Будапеште.
— Будапешт! Никогда там не был. Он и впрямь так сер и угрюм, как мы слышим?
— Вовсе нет. Прелестный город.
— Со всей солдатней и красными звездами.
— Проходит время, и их перестаешь замечать. Вы ужинали с Барри вечером перед тем, как она умерла.
— Точно так, в «Дорчестере». Несмотря на арабов, там все еще лучший в Лондоне шеф-повар.
— Мне в том убедиться не суждено.
— Вы должны позволить мне пригласить вас туда. Вечером?
— Не могу, тем не менее спасибо. В каком настроении Барри была в тот вечер? Что она говорила, делала? Вид у нее был больной?
— От ее розовых щечек веяло здоровьем, мисс Кэйхилл. Можно мне называть вас Коллетт? В таком случае я — Марк, разумеется.
— Разумеется. — Она рассмеялась. — Хорошо, зовите меня Коллетт. Вы сказали, что вид у нее был здоровый. Она была радостна, довольна?
— Еще бы! Мы же в тот вечер наконец-то отковали наше партнерство. Она так мехи раздувала — дым столбом.
— Вы упомянули по телефону, что стали партнерами. Я говорила с Дэйвидом Хаблером в вашингтонской конторе Барри. Он понятия не имел, что дело так далеко зашло.
— Дэйвид Хаблер. Не хочу быть невежливым, но должен признаться, что мистер Хаблер не относится к моим любимцам. Если откровенно, то я считал его камнем у Барри на шее, так ей и сказал.
— Мне Дэйвид нравится. И, общаясь с Барри, я всегда чувствовала, что она чрезвычайно высокого мнения о нем и что она безмерно уважала его как профессионала.
— Барри Мэйер была непревзойденной деловой женщиной, вместе с тем ее отличала и легковерность.
Кэйхилл припомнила, что то же самое говорил и Хаблер. Она обратилась к Хотчкиссу:
— Марк, вам известно о завещании Барри и о том, что в нем сказано относительно Дэйвида Хаблера?
— Нет. — Он громко расхохотался, выставив желтые зубы. — А-а-а, вы, наверное, про ту чепуху со страховой гарантией, по которой Хаблер якобы становился во главе вашингтонской конторы в случае ее смерти? Кость — и ничего больше, кость, которую ему бросили. Теперь, когда агентство…
