«Работа разведки в период мира потребует иных методов, иных кадров и будет иметь весьма отличные от прежних цели… Нам в условиях, когда демократии противостоит коммунизм, придется иметь дело с проблемой противоборствующих идеологий не только в отношениях между Советской Россией и странами Запада, но и во внутриполитических конфликтах со странами Европы, Азии и Южной Америки».
Даллес продолжал в том же духе, всемерно подкрепляя концепцию того, что в конечном счете сделалось законом разведки и что обеспечило ЦРУ его безграничную власть. Управление было призвано исполнять «и иные связанные с разведывательной деятельностью функции и обязанности, такие, какие Совет национальной безопасности сочтет нужным время от времени возлагать на него». На деле это выводило ЦРУ из-под контроля со стороны Конгресса и помогало создавать атмосферу, в которой ЦРУ могло бы действовать самостоятельно, практически вообще без всякого контроля, в том числе в вопросах численного состава и финансирования. Стоило директору лишь подписать поручительство, как тут же отыскивались средства, — такого Трумэн даже представить себе не мог.
Позже Кэйхилл и другие участники ужина с Хэнком Фоксом обсуждали между собой его несколько непочтительное отношение к Управлению и его истории. От такого отношения веяло свежим воздухом, ведь все остальные, с кем курсантам приходилось сталкиваться, казалось, твердо придерживались «партийной линии», не оставляя места для отклонений и не терпя никаких шуточек или мимоходом брошенных замечаний, которые можно было бы толковать как намек на умаление священных понятий.
— Да, кстати, о других функциях и обязанностях, — сказала Кэйхилл. — Недавно я потеряла очень близкого мне человека.
— Сочувствую. Несчастный случай?
— В этом ни у кого уверенности нет. Записали как инфаркт, но ей было немногим больше тридцати и…
— У нас работала?
Кэйхилл поколебалась, потом сказала:
— По совместительству. Она была литагентом.
Он скинул ноги со стола и тут же навалился на него грудью, упершись в столешницу локтями.
— Барри Мэйер.
— Да. Вы знаете о ней?
— Очень мало. Когда она умерла, мельница слухов много чего намолотила, и проскользнуло словечко, что она по совместительству кое-что возила для нас.
Кэйхилл промолчала.
— Вы знали, что ее привлекли?
— Да.
— Она вам в Будапешт возила?
— Не прямо мне, а так, да, в Будапешт она возила.
— «Банановая Шипучка».
— Хэнк, я в этом не уверена.
— Но вы этим сейчас занимаетесь?
— Да. Обратила одного.
— Наслышан.
— В самом деле?
— Ну да. Известно вам или нет, мисс Кэйхилл, но ваш венгерский друг здесь рассматривается как самое лучшее из того, чем мы в данный момент располагаем.
Она подавила в себе желание удовлетворенно улыбнуться и заметила:
— Он во многом помог.
— Это — мягко выражаясь. Кончина вашей подружки многих тут заставила потянуться за бутылкой либо за пузырьком с успокоительным.
— Из-за «Банановой Шипучки»?
— Именно. Ничего более помпезного не задумывалось со времен «Залива Свиней». К несчастью, у этой операции шансов на успех вполовину меньше, чем у той, а вы сами знаете, сколь успешным оказалось кубинское наше фиаско, тем не менее расписание подтолкнули. Теперь это может случиться в любой момент.
— Хэнк, обо всем замысле мне знать не положено, и я не знаю. Всего лишь спица в колесе. И не посвящена в то, как и зачем колесо крутится.
— Операция «Вспомогательный механизм»?
— Прошу прощения?
— Никогда не слышали о такой?
— Нет.
— Такая же бодяга. Еще одна гениальная задумка нашей армии гениальных резидентов. Я надеюсь, что смерть — это окончательно, Коллетт. Иначе Гарри С. Трумэн, ушедший от нас на следующий день после Рождества в 1972 году, не знает покоя, корчась и переворачиваясь в гробу. — Фокс шумно втянул в себя воздух, лицо его, казалось, опало, посерело. Плотно сжав губы, он произнес хриплым безвольным голосом:
— Здесь не осталось больше ничего хорошего, Коллетт. В лучшем случае разброд и пустые хлопоты. В худшем — это зло.
Она едва раскрыла рот для ответа, но он быстро перебил:
— Вы уж извините усталого, сердитого старика. Я вовсе не намеревался вымученным своим ворчаньем подрывать ваш боевой задор.
— Только прошу вас, Хэнк, не надо извинений. — Она окинула взглядом кабинет. — Тут мы защищены?
— Кто знает?
— Вас это не трогает?
— Нет.
— Почему?
— Верная примета того, что стареешь. Великое множество всякой всячины больше не имеет значения. Не поймите меня превратно. Свое дело я делаю. В соответствии с суммой жалованья отдаю все, что могу, плюс верность долгу. Хочу в отставку. Мы с Джени купили симпатичный домик с землицей в Западной Вирджинии. Еще годик, и мы туда направимся. У детей все идет как по маслу. Купили себе еще одну собаку. Теперь их три. Нам пятерым: Джени, мне и собачьему трио — надобна Западная Вирджиния.
— Звучит замечательно, Хэнк, — сказала Кэйхилл. — Мне можно уходить?
— А вам нужно?
— У меня назначена встреча за завтраком в Росслине.
— «Назначена встреча». — Он улыбнулся. — Не свидание?
— Нет. Встречаюсь с матерью Барри Мэйер.
— Единственная дочь?
— Да.
— Сурово.
— Да.
— Пошли, я провожу. Глотну свежего воздуха.
Они стояли рядом с ее взятой напрокат красной машиной, Фокс оглядел здание, затем лес, скрывавший от посторонних глаз другие постройки.
— Росслин? Я там провел немало времени.
— В самом деле?
— Ну да. Один из вычислительных центров «Осьминога» перебрался в Росслин. Этот притон нынче наполовину пуст.
Кэйхилл засмеялась, вспомнив об «экскурсоводе», который в свое время говорил то же самое. Она
