— Да, номер у нас найдется, — уведомил ее дежурный портье. — Боюсь, тот, что вам в прошлый раз так понравился, занят, но есть чудесный одноместный с окнами на другую сторону.
— Подойдет любой, — сказала Кэйхилл. — Отправиться в путь решила в самый последний момент, времени позвонить заранее не было.
На ужин она попросила принести холодного лосося и бутылку вина. Когда посыльный ушел, надежно заперла дверь, разделась, вытащила из чемодана пластиковый револьверчик, а затем из сумочки — металлическую пружину и распылитель синильной кислоты и положила все это на стол рядом с подносом. Попробовала откупоренное посыльным белое вино. Вино было охлажденным и терпким.
Коллетт с большой охотой накинулась на лосося и прикончила полбутылки вина, во время еды она почти не сводила глаз со смертоносных механических диковин, которые везла с собою. Зазвонил телефон.
— Ужином довольны? — пожелал узнать посыльный.
— Да, отлично, благодарю вас, — ответила Кэйхилл.
— Желаете еще чего-нибудь?
— Нет-нет, благодарю.
— Позвольте поднос убрать, мадам?
— Нет, не стоит. Утром. Пожалуйста, попросите, чтобы меня разбудили в десять часов, хорошо?
— Да, мадам.
— И завтрак в номер. Два яйца всмятку, бекон с поджаренным хлебом, кофе, апельсиновый сок.
— Да, мадам. Приятного вам вечера.
— Благодарю вас.
Кэйхилл встала у окна и смотрела, как на улице резкие порывы ветра, будто хлыстом, срывали листву с деревьев. Люди прогуливали собак, кто-то пытался втиснуть слишком большой автомобиль на слишком маленькое место на стоянке.
Она подошла к столу, взяла белый пластиковый револьвер, собрала его и, держа обеими руками, прицелилась в картину (выписанные маслом розы в вазе), висевшую на дальней стене. Оружие было не заряжено: когда она доберется до Британских Виргинских островов, придется купить патроны. Раньше пули покупать ей никогда не приходилось, интересно, сумеет ли она проделать это как ни в чем не бывало? Ни дать ни взять подросток, что как овечка лыбится, покупая презервативы, подумалось ей.
Кэйхилл несколько раз нажала на спуск, села на диван и разобрала оружие, снова собрала его — и так повторила всю процедуру более десятка раз. Удовлетворившись, осторожно взяла распылитель и опробовала пружинку, предварительно убедившись, что ампулы с синильной кислотой внутри нет.
Набрала на телефоне лондонский номер. На другом конце ответили с первого звонка.
— Джош, это Коллетт Кэйхилл.
— Коллетт, счастлив слышать твой голос. Как поживаешь?
— Мне тоже приятно слышать твой голос, Джош. Живу славно. Я в Лондоне.
— Да ну! Это ж потрясающе! Сбежимся? Может, поужинаем завтра вместе? Я призову кого-нибудь из старой гвардии.
— С радостью бы, Джош, но я тут по делу и улетаю завтра ранним вечером. Вообще-то я звоню с просьбой об одолжении.
— Любое. Что нужно?
— Мне нужна фотография.
— Ищешь фотографа?
— Да нет, мне нужна готовая фотография одного человека. Я подумала, вдруг ты вытянешь ее для меня из какой-нибудь папки.
Джош засмеялся.
— Такое делать не положено, ты же знаешь.
— Знаю, как же, но, понимаешь, мне это и впрямь невероятно помогло бы. Фото не заберу, мне оно нужно завтра всего на часок.
— Получишь — если в наших папках оно есть. Чей портрет тебе понадобился?
— Он литературный агент здесь, в Лондоне, зовут Марк Хотчкисс.
— Не знаю, есть ли у нас что-нибудь на литагента, но — проверю. Тебе бы лучше в фототеке какой- нибудь газеты покопаться.
— Сама знаю, только у меня времени нет.
— Завтра сразу поутру все выясню. Где тебя найти?
Кэйхилл дала ему адрес гостиницы.
— По крайней мере завтра хоть увижу тебя, — сказал Джош. — Если с фото не получится, будешь должна мне: позволишь угостить обедом на скорую руку.
— Счастлива буду. Жду около полудня.
Джош Мойллер и Коллетт познакомились, работая вместе бок о бок на станции подслушивания в Англии, куда она получила свое первое назначение в ЦРУ. Они быстро сдружились, их объединило общее для обоих чувство юмора и тихое пренебрежение большинством бюрократических правил и установлений, согласно которым они жили и работали. Незадолго до перевода Кэйхилл в Будапешт теплая их дружба вспыхнула любовным пламенем. Взметнулось пламя — и угасло. Переезд Коллетт окончательно оборвал любовную связь, впрочем, и она, и он понимали, что фактически влюбленность сама собой умерла еще раньше: такое случается, когда для обеих сторон дружба оказывается сильнее и важнее, нежели страсть. Поначалу они еще поддерживали общение, чаще всего через письма, которые отправляли с диппочтой, курсировавшей между Лондоном и Будапештом. Позже, однако, их переписка сошла на нет: такое тоже случается между верными друзьями, особенно когда их дружба достаточно крепка, чтоб не слабеть без частых напоминаний и лицезрений.
Следующий звонок Кэйхилл был международным. Десять минут пробивалась она на БВО, а когда пробилась, трубку подняла секретарша Эрика Эдвардса.
— Мистер Эдвардс на месте? — спросила Кэйхилл, бросая взгляд на часы и прикидывая разницу во времени.
— Нет, мэм, его нет. Он в Соединенных Штатах.
— В Вашингтоне?
— Да, мэм. Это мисс Кэйхилл?
Удивившись такому вопросу, Коллетт ответила:
— Да, это я.
— Мистер Эдвардс велел мне, если вы позвоните, сообщить вам, что он живет в гостинице «Уотергэйт» в Вашингтоне, округ Колумбия.
— Долго он там пробудет?
— Еще одну неделю, я думаю.
— Спасибо, огромное вам спасибо. Я позвоню ему туда.
И еще один, последний, звонок — на сей раз матери в Вирджинию.
— Коллетт, ты где?
— В Лондоне, мам, но через несколько дней домой прилечу.
— О, это будет чудесно. — После паузы: — У тебя все в порядке?
— Да, мам. У меня все прекрасно. Думаю… думаю… что домой я, может, насовсем вернусь.
Мать охнула, и ее охи были различимы даже сквозь плохую связь.
— Почему? — волновалась мать. — То есть я была бы счастлива, если б такое случилось, но ты уверена, что у тебя все в порядке? Может, ты в беду какую попала?
Коллетт громко расхохоталась, как бы отвечая этим, что никакой беды нет. Сказала же просто:
— Много всякого произошло, мам, и, наверное, лучшее из всего — это оказаться дома и остаться дома.
Связь почти пропала, и Кэйхилл произнесла скороговоркой:
— Мам, до свидания. Увидимся через недельку.
Она догадывалась, что мать продолжает что-то говорить, но слов уже разобрать не могла. Потом телефон замолк намертво.
