менее считались полезными и все более необходимыми для империи. Для этих новых слуг колониальных режимов все решалось довольно просто – либо «озападниться», либо потерять положение и власть. Те, кто усваивали этот вынужденный урок, должны были перенять идеалы «западного просвещения» и использовать свое особое положение для подстрекания к мятежу против своих колониальных господ. В основе философской системы Ганди лежал сплав идей Джона Рескина и Льва Толстого в сочетании с восточной духовной традицией. Для Ганди это был единственно возможный способ победить западный империализм. Основу движения Ганди состояли образованные люди, европеизированные теми самыми завоевателями, с которыми они боролись. Общественность романтизировала войну, когда возможность глобального конфликта рассматривалась как продолжение экономического соперничества. Личный опыт невероятной разрухи и страданий, которые несет с собой война, исчез из народной памяти. Растущий национализм дал выход глубокому чувству патриотизма. Афоризм Самуэля Джонсона – «Патриотизм – последнее прибежище негодяя» – воспринимался некритически. Патриотизм, как и империализм, был теперь одним из существенных составляющих, связывающих нацию воедино.
В конце XIX века промышленное развитие продолжалось во всех развитых странах Запада. Конфликты, возникавшие из-за имперских амбиций соперничающих европейских держав, в основном улаживались дипломатическим путем. Европа по большей части наслаждалась беспрецедентной эпохой ненарушаемого мира. Единственной известной европейской войной была Франко-прусская война 1870–1871 годов, которая стала триумфом для германского военно-промышленного комплекса и донельзя унизительным событием для Франции, потерявшей области Эльзас и Лотарингию. Крупномасштабная война, хотя и планировавшаяся, считалась маловероятной.
Нарушение мирного баланса между европейскими державами объясняли политическими и религиозными причинами. Позже социалисты заявили, что причиной было экономическое соперничество между главными воюющими сторонами. Кроме того, существовало мнение, что причиной явилось обострение напряженности между странами. Правые экстремисты возлагали ответственность на социалистов и их союзников. Ни одно из этих объяснений даже отдаленно не соответствует истине. Однако внезапный переход от длительного мира к тотальной войне – той, которую с таким патриотическим пылом приветствовали простые люди каждой из воюющих стран, – не объясняется столь просто.
Напряженные отношения, возникшие в результате грандиозных планов перевооружения Великобритании, Германии и Франции, испытывавшей страх перед германским милитаризмом и британским пониманием ее уменьшающейся морской мощи, стали политической бомбой замедленного действия, взрыватель которой должен был сработать не от соперничества за колонии, не от конкуренции в торговле, не от забастовок и агитации социалистов, а от действий небольшой группы заговорщиков в прогнившей Австро-Венгерской империи. От действия одного человека, Гаврило Принципа, сербского националиста, сработал взрыватель, который привел к объявлению войны. Мир, если уместно такое сравнение, соскользнул в войну точно так, как беспечный альпинист скатывается в пропасть. Австрия отреагировала на убийство эрцгерцога в Сараеве всеми составляющими националистической гордости: военным планированием, массовой мобилизацией, патриотизмом и мощным военно-промышленным комплексом. На самом деле ни убийство, ни последовавшая за ним война не были так уж неизбежны. Тем не менее, когда одна страна – Австрия – запаниковала и объявила войну, другие европейские страны сразу последовали ее примеру. С Belle Epoque, Прекрасной эпохой, было покончено. Кошмарный план разрушения был предназначен для окончательного изменения мира. Ничто и никогда уже не станет прежним для правителей и стран и империй, которыми они управляли, и для простых людей, которые со столь неуместным энтузиазмом пошли на эту бойню ради военной славы.
Глава 18 Война, которая должна была положить конец войнам; и войны, последовавшие за ней
Война – это серия катастроф, которые приводят к победе[341].
Владимир Соловьев был не единственным духовно вдохновленным русским интеллектуалом XIX века, обладавшим пророческим даром, который жил в «видениях и грезах». В 1898 году в Санкт-Петербурге Иван Блиох (Блох), финансист, издал шеститомный труд под названием «Будущая война в техническом, экономическом и политическом отношениях». Блиох с удивительной точностью предсказал и безвыходное положение длительной траншейной войны, и то, что немыслимые потери, которые понесут воюющие стороны, исчерпают их или погрузят в социальную революцию. Несмотря на то что труд Блиоха был переведен на многие языки, его предупреждения не оказали никакого влияния ни на генералов, ни на политических деятелей в Европе[342]. Так называемый цивилизованный мир, континент, являвшийся «родиной» различных империй, неуклонно соскальзывал в ужасающую реальность, которую предсказал Блиох.
О Первой мировой войне написано больше, чем о какой-либо другом конфликте в истории, а потому мы только коротко остановимся на некоторых подробностях. Охваченные чувством патриотизма, полные энтузиазма армии провели четыре военных года в смертельных, разрушающих душу сражениях на изрытой снарядами земле; они встречали смерть среди обуглившихся деревьев во Фландрии; их ждали увечья, болезни и смерть в кровопролитных, ужасных, бессмысленных боях на Галлиполи, невыносимые страдания в занесенной снегом России и одиночество в последнем месте отдыха, огромной, холодной могиле под водой, простиравшейся от Фолклендских островов до Ютландии. Миллионы людей противостояли друг другу в этом настоящем аду траншейной войны. Каждый из участников был абсолютно уверен, что «Бог с ним!». Беспрецедентная величина этих страданий была, вероятно, единственным средством, с помощью которого человечество могло развеять заблуждения, уничтожить ценности и идеологию, одновременно с этим уничтожив правящие классы и системы, порождавшие их.
Теоретики марксизма осудили войну, однако их последователи включились в неистовую, сумасшедшую борьбу за славу с тем же бессмысленным энтузиазмом, что и буржуазные соотечественники. Только в одной стране рабочий класс вступил в борьбу за свободу, и это был смелый шаг. Эти люди сразились с самой могущественной империей из всех когда-либо известных миру. В 1916 году Ирландская гражданская армия вместе с ирландскими волонтерами приняла активное участие в пасхальном восстании. Великобритания совершила классическую ошибку, сделав из лидеров этого кровавого, неудавшегося путча мучеников, что привело к партизанской войне, в результате которой большая часть Ирландии получила независимость. Поэт Уильям Батлер Йейтс описал это вооруженное восстание в стихотворении «Пасха 1916 года» («Родилась ужасная красота»)[343]. Владимир Ленин назвал этих вооруженных членов Ирландского союза транспортных рабочих «первой Красной армией в Европе». Вторая Красная армия не заставила себя долго ждать и вскоре появилась в другой империи, в России. Она была создана революционным народом при попустительстве аристократических лидеров заклятого врага России, Германии.
Германский Генеральный штаб и правительство обеспечили проезд Ленина и его товарищей- революционеров из Швейцарии через Германию в Россию в так называемом «опломбированном вагоне»[344]. Немецкая аристократия была готова оказать помощь в уничтожении русского царя и аристократии, чтобы ликвидировать угрозу со стороны слабеющих русских армий на Восточном фронте. Революция 1917 года в России была попыткой навязать сверху с помощью материалистической и атеистической идеологии понятие о равных возможностях и правах человека. После Первой мировой войны стало ясно, что эта система порочная по своей сути и еще более тираническая, чем деспотичная аристократическая система, которую она сменила. В государствах и империях Европы на смену королевским родословным пришли идеологии, и предполагаемое лекарство вскоре оказалось более губительным, чем болезнь, которую оно намеревалось вылечить.
Непосредственным результатом так называемой мировой войны – «войны, которая должна была
