солонку и перечницу, словно в жизни не видела ничего занимательнее. Барретт наклонился собрать посуду, Джози теперь не отрывала глаз от него. Что такое? Он взглянул повнимательнее и понял.
Всякий раз, когда Барретт наклонялся, лицо его оставалось невозмутимым, но мускулы на шее напрягались. Уилл догадался, что он изо всех сил стискивает зубы.
Джози вскочила со своего стула.
– Позвольте-ка я унесу грязную посуду.
Гости, ничего не замечая, болтали между собой. Они явно наслаждались жизнью. Уилл с восхищением смотрел, как Джози с поразительным достоинством собирает тарелки, чтобы унести их вниз.
Сейчас он видел Беатрис и ее деток во всей красе, понимая, с каким отношением столкнулся его дед, которого вышвырнули прочь из семьи. За пятьдесят лет Редклифы не изменились, возможно, никогда и не изменятся. Пора кому-то доказать, что подобное хамство не всегда сходит с рук.
– Вы были недопустимо грубы с Джози, – громко произнес Уилл.
Бьюфорты прервали разговор и с удивлением уставились на него. Беатрис рассмеялась.
– Вы шутите, мой дорогой Уилльям. Джозефина… она ведь изгой нашего общества, она повернулась спиной ко всему – семье, своим обязанностям, положению в обществе. Людей ее типа нельзя принимать в расчет. Скоро вы сами это усвоите.
Уилл встал.
– Боюсь, я никогда не усвою этот урок, да и не хочу этого.
Беатрис сняла с колен салфетку, положила ее на стол.
– Оно и видно. Какой титул вам ни дай, низкое происхождение всегда скажется.
Уилл напрягся.
– В таком случае, леди Бьюфорт, я прошу вас сию же минуту покинуть мой дом.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Ужин закончился неожиданно рано, уже в десять часов. Джози захотелось немного побыть одной. Алиса, согласившаяся посидеть с Гэтти, ждет ее только к одиннадцати.
Ничего, что от луны сегодня остался узенький серпик и было темно. Джози отлично знала свои любимые места в саду – по дорожке под ногами и по очертаниям кустов.
Словно для того, чтобы ее проверить, луна спряталась за тучей – мол, выпутывайся, как знаешь. Она вытянула руку и пошла на ощупь по зеленой изгороди, пока не обнаружила разрыв в ней.
Даже без луны она знала, что находится в нужном месте. В воздухе висел густой аромат цветущих яблонь. Осенью тут будет пахнуть гниющими плодами, но пока сад благоухает божественно.
В нескольких шагах от нее была покрытая лишайником скамья, которую она называла своей. Пусть туристы вовсю пользовались ею летом. Все равно она «ее».
Она присела на краешек. Поджала под себя ноги, подняла лицо к небу, ожидая, когда луна явит ей свой лик.
Через несколько минут глаза привыкли к темноте. Вместо черноты вокруг теперь были серые расплывчатые пятна. Невдалеке треснул сучок. Птица или кролик, наверно. Чей-то голос коротко, но выразительно выругался. Джози выпрямилась, вся расслабленность последних минут мигом слетела с нее. Ни птицы, ни кролики обычно не ругаются!
– Уилл?
Оказывается, он сидел на ближайшей скамейке!
– Да, это я.
– С вами все в порядке?
– Пострадала лишь моя гордость, ну и нога немного, ударился в темноте. Пока луна не зашла, все было хорошо.
– Ждите меня там.
Джози встала и осторожно двинулась вправо по прямой, как ей хотелось думать, траектории. Левой рукой она касались кустов, убеждаясь в правильности маршрута. Однако в очередной раз вытянув руку вперед, она неожиданно наткнулась на нечто густое и шелковистое.
– Ой! Простите!
И быстро отдернула руку назад – под ладонью оказалась голова Уилла.
– Думала, вы дальше находитесь.
Еще вопрос, улучшает или усугубляет она ситуацию своей болтовней. За столом он выглядел не слишком довольным.
Уилл пробормотал что-то неразборчивое.
Сейчас понять его было еще сложнее, чем при дневном свете. Не видно ни выражения лица, ни жестов. Она поискала, где присесть. Последнее, чего ей хотелось, – плюхнуться ненароком ему на колени, поэтому она дважды ощупала скамейку, прежде чем опустилась на нее.
Единственное, что она слышала теперь, – шорох ветра в ветвях. И дыхание мужчины. Она сразу же подумала о собственном дыхании и поняла вдруг, что боится лишний раз вздохнуть. И чем дальше, тем сложнее ей становилось справляться со своим волнением.
Такого долгого молчания девушке было не вынести.