Трудно поверить, услышав это от такого человека, как я. Ты думала, я толстокожий? Ей‑Богу, входя в ту палату, я дрожал от страха. Какая‑то часть меня жаждала послать всех к черту, схватить тебя в объятия и заставить… да, заставить полюбить меня. Однако разум напоминал, что я должен следовать по намеченному пути, то есть действовать медленно, но верно. Впрочем, я… – Он провел рукой по волосам и продолжил:
– Черт возьми, я мог бы рассказывать об этом всю ночь, но какой смысл? Впервые в жизни я не владел ситуацией, я не знал, что делать, как быть. Мне предстояла поездка в Париж на следующее утро, и намеченную важную деловую встречу я не мог отменить. Поэтому я написал письмо, где указал номер телефона в отеле, и попросил мать передать его тебе.
– Но я же не знала.
– А если бы знала – позвонила бы? – Он спросил это очень тихо, глядя ей прямо в глаза. – Позвонила бы, Сэнди?
– Ну… – Прекратив игру «в гляделки», Сэнди рухнула в кресло. – Я думала, что…
– Я знаю, что ты думала. – Он сказал это жестко, глядя сверху вниз на ее склоненную голову.
Волосы Сэнди сияли в свете расставленных в комнате ламп, как расплавленное золото. – В то утро, когда я уезжал из Нью‑Йорка, ты совершенно ясно дала понять, за кого меня принимаешь. Однако я надеялся, ты поймешь, что ошиблась в отношении… Моники. И остальное тоже поймешь. Согласен, Моника – красивая, чувственная женщина, – сказал Жак, заглянув в глаза Сэнди, – однако безмерно избалованная, тщеславная, эгоистичная и пустая. Она раздражает. Можно не продолжать? – саркастически спросил он.
– Но у вас с ней такие хорошие отношения, – неуверенно возразила Сэнди.
– Ее родители – лучшие друзья моих родителей, что же мне – избегать ее? Мадам Лемэр, ее мать, уже много лет пытается нас поженить, но сама Моника знает, как я к ней отношусь. Довольно часто я ставлю ее на место; ей как раз и нужен человек, умеющий ее приструнить. Впрочем, дальше этого не идет.
Вот потому‑то вы еще более желанны для Моники, подумала Сэнди. Красотка модель знает, что, где бы она ни появилась, все мужчины будут у ее ног, а этот единственный, слепой и глухой к ее чарам, сводит ее с ума.
– Вы когда‑нибудь приглашали ее весело провести время? – осторожно спросила у Жака Сэнди, почти страшась узнать правду.
– Да, несколько раз, когда она была моложе и характер у нее был помягче. – Он ответил так откровенно, что Сэнди решила: он не влюблен в Монику. – Мы бывали на вечеринках у общих знакомых. Ну и прочее в том же роде. При этом мы оставались друзьями. Лично мне она никогда не нравилась. – Теперь Жак опустился перед Сэнди на корточки, чтобы смотреть ей прямо в глаза. – Это правда, Сэнди, между нами не было ничего, кроме дружбы. Кстати, я знаю эту породу женщин; их довольно много, избалованных красоток, считающих, что луна и солнце светят исключительно для них. Нет, я не ангел, да я и не притворялся. Но с Моникой у меня ничего не было. Правда.
– Понимаю. – Сэнди видела его лицо перед собой так близко, что сердце ее забилось чаще. Она ему верила. Теперь было ясно, что у Жака не бывает больше одной женщины одновременно. И все же… сама она никак не могла стать его женщиной. Не могла смириться с мыслью, что она – одна из череды его любовниц. В конце концов она ему надоест, таким мужчинам их пассии быстро надоедают. И тогда…
– «Понимаю»? А понимаешь ли ты в самом деле? – Сэнди не сразу уловила, что он заметил смену чувств на ее лице и его лицо потемнело. – Тебя это совсем не трогает?
– Жак…
– Нет, хватит с меня этих «Жаков», – перебил он ее, встал с корточек и снова смотрел на Сэнди горящими глазами, сверху вниз. – Ты всегда произносишь мое имя, когда хочешь отдалиться, отгородиться от меня. Я ждал от тебя многого, когда рассказывал о Жаклин. Считал, что посвящаю тебя в тайну. Конечно, я рассказывал добровольно, ты меня не просила, и ты не виновата, что моя история не произвела на тебя впечатления. Мне нечего было на это надеяться, а я повел себя как избалованное дитя, занятое своими собственными переживаниями. Мне казалось, я осчастливил тебя своей откровенностью. А ты меня отвергла. Что ж, я заблуждался, но я больше не позволю тебе отгораживаться, отказываться от меня. Я знаю, что нравлюсь тебе, отсюда и будем танцевать.
– Простите, Жак, я не могу увлечься вами. Не могу себе это позволить. – В голосе ее были слезы.
– Можешь! – Он обжег ее своим взглядом. – Как бы ты ни любила своего мужа, как бы ни тосковала о нем, его больше нет. А я здесь, рядом.
Жак намеренно выбрал резкие слова, чтобы вырвать Сэнди из отчаяния, в котором она тонула. Однако и эти слова тоже не произвели на нее впечатления.
– Я люблю тебя, Сэнди. Я пытался с этим бороться, воевал сам с собой, твердил себе, что не должен привязываться душой к женщинам – после Жаклин. Однако любовь – это не область ума, здесь действует сердце, и я не смог… бороться, не смог подавить свои чувства. Я не хотел об этом говорить… Но вот что я должен сказать: я не позволю тебе хоронить свое тело, ум и сердце, что ты делаешь уже три года. Может, ты и не полюбишь меня так, как я тебя, но я хотя бы заставлю тебя снова жить.
Он губит меня, подумала Сэнди, вбивает последний гвоздь в мой гроб. Ведь моя оборона рухнула, когда он произнес три простых слова: «Я люблю тебя».
– Не говорите так, Жак.
– Почему же? Ты не веришь моим словам? Но я на самом деле люблю тебя, Сэнди. Это чувство делает меня беспомощным и уязвимым, мне это не нравится, но я не могу ничего изменить. Я не любил Жаклин так, как люблю тебя. И больше никого не полюблю. Ты – моя единственная любовь.
– Нет! – Этим криком Сэнди протестовала против себя самой – теперешней. Мне предлагают рай, думала Сэнди, а я не смею его взять. Не могу вот так же, как Жак, отдаться другому человеку душой и телом. Во второй раз – не могу.
– Я хочу жениться на тебе, Сэнди, посвятить свою жизнь тебе, – продолжал Жак, чувствуя, что он пробился сквозь ее оборону. – Хочу проводить с тобой свои ночи и дни, иметь детей, которые будут частью тебя и частью меня.
– Я больше никогда не выйду замуж. – Она внутренне сжалась, желудок превратился в камень.
– Ты так сильно его любила? – Боль в голосе Жака прорвала плотину, сдерживавшую ее чувства.
– Любила? Да я его ненавидела, ненавидела! – Сэнди закрыла глаза, чтобы сосредоточиться. – Он был чудовищем, он явился прямо из ада! – Сэнди заговорила не останавливаясь. Она рассказывала Жаку о своем замужестве – не открывая глаз. В голосе ее звучало такое страдание – от прошлых унижений, – что у Жака выступили слезы. Он прижал Сэнди к себе. У нее перехватило дыхание от этих крепких объятий. И она замолчала. – Не надо. – Она высвободилась из его объятий мягко, но решительно, и Жак подчинился быстрее, чем сделал бы это после долгой борьбы. – Не надо. Вы должны знать все.
И он выслушал все до последнего слова. Он слушал так внимательно, что история Сэнди навсегда запечатлелась у него в мозгу. Жак дорого бы дал, чтобы встретиться с этим человеком, причинившим ей столько страданий. Он бы с ним расквитался…
– Я тоже люблю вас, Жак, теперь я хочу, чтобы вы это знали, – произнесла Сэнди странным ровным голосом, что предотвратило бурную реакцию Жака. – Я никогда не любила Айана по‑настоящему, я даже не могла заглянуть в его душу. Но вас я люблю. И именно поэтому, – она подняла на него глаза, – я хочу, чтобы вы меня забыли. И встретили женщину достойную вас.
