улыбка.
– Не хотите поехать со мной сегодня на пикник?
– Если откажусь, вы запретесь в студии и будете рисовать?
– Что‑то вроде того.
В ответе его внезапно послышалось такое напряжение, что ей показалось невозможным отказать ему, и она вдруг решилась:
– Как насчет компромисса?
– Предлагайте.
– Я приду посмотреть, как вы рисуете, а после поедем на пикник.
– Вас интересуют только мои картины.
– Вы же видели мою работу.
– Ну, у вас есть на что посмотреть, не то что у меня: незаконченные холсты, запах масляных красок и растворителей, ничего интересного, уверяю вас.
– Вы согласны на сделку?
– Согласен, – тут же откликнулся он.
– Дайте мне пять минут, и я выезжаю.
Она нашла в спальне солнечные очки и сунула их в сумку. Надо ли захватить еды? Ее холодильник никогда не отличался обилием деликатесов. Фрукты и замороженный хлеб для пикника не годятся. Ничего, она заскочит куда‑нибудь по дороге.
Так она и поступила. И появилась у двери Доминика, держа в каждой руке по паре пакетов.
– Ваше дело было согласиться на пикник, а не заниматься его организацией, – запротестовал он, освобождая ее от покупок.
– Мне было это нетрудно. Кроме того, я должна вам один ланч.
– Вы ничего мне не должны.
– Не спорьте со мной. Я за независимость в таких вопросах.
Пока Доминик разгружал пакеты и укладывал их содержимое в холодильник, Франческа окинула его быстрым взглядом: рубашка без рукавов, обтягивающие джинсы и кроссовки.
– Что вы ожидали? Классическую блузу художника? – Сверкнув глазами, он провел рукой по подбородку, стараясь скрыть легкое замешательство. Пойдем?
Он провел ее через стеклянный переход, соединяющий дом с большой студией над гаражом.
Эта студия была и в самом деле мечтой художника. С огромными зеркалами во всю стену, раздвижными дверями шкафов, скрывающих на своих полках уйму всякого инвентаря. Даже на крыше помещались зеркальные панели, позволяющие ловить каждый луч света.
Франческа заметила огромное количество каких‑то баночек, тюбиков масляных красок, три мольберта, холсты, рамы, аккуратно размещенные вдоль стен.
На простом деревянном полу виднелись следы краски, говорящие о том, что в этой комнате работают.
– Вам нужна тишина для работы? Или шум вам не мешает?
– Зависит от настроения и от музы‑вдохновительницы, – ответил Доминик, глядя на нее в упор. Это было его святилище, комната, которая говорила о нем больше, чем ему бы хотелось. Поэтому он не часто допускал сюда своих знакомых.
– Скажите мне, где я должна сидеть или стоять, пока вы будете рисовать.
– Вы не хотите осмотреться?
– Думаю, вы сами знаете, что надо мне показать.
– Садитесь вот сюда, а я пока сотворю цветную абстракцию, которую предполагаю выставить на аукционе благотворительного общества на следующей неделе.
Она наблюдала, как чистый холст превращался в произведение искусства. Сначала общий фон, создаваемый смелыми ударами кисти и резко прочерченными полосами. Это казалось так просто. Его движения были такими же уверенными и через час, и через два часа. Она сидела, завороженная чудесной метаморфозой девственного холста. И совершенно не имело значения, что она плохо разбиралась в ремесле художника. Ее захватил сам процесс творчества.
Доминик целиком погрузился в работу, и ей очень хотелось увидеть его картину законченной. Как хорошо было бы посмотреть что‑нибудь из того, что хранится у него на полках!
– На сегодня хватит. – Он проворно уложил кисти, стер краску с рук, затем подошел к раковине и вымыл их. – Пойдем.
– Я приму душ и переоденусь, а вы тем временем уложите еду в переносной холодильник.
– Проголодались? – спросил Доминик, расстилая скатерть на берегу, с которого открывался вид на песчаный полумесяц.
– Умираю с голоду.
Франческа начала вынимать еду из холодильника, в то время как он раскрыл большой пляжный зонтик и воткнул в землю, защищая их от солнца.