через кровать на нее в упор.
– Я живой, – спокойно сказал Доминик. – Запомни это, прежде чем я уйду. И мы оба потеряем что‑то, что могло бы быть с нами всю оставшуюся жизнь.
Она наблюдала, как он берет рубашку и надевает ее, а после этого ищет носки и туфли.
– Это шантаж.
Он помедлил, завязывая шнурки, потом бросил на нее долгий жесткий взгляд.
– Это констатация факта. Ты считаешь, я не понимаю, как трудно тебе было справиться с прошлым? – Он говорил без обиняков, жестко и решительно, словно торопясь высказать ей все. – Или как страшно тебе впустить в свою жизнь кого‑то, кто может снова заставить тебя страдать?
– Это называется самосохранение. Инстинкт выживания.
– Ты так думаешь? Саморазрушение – более верное слово. – Он помолчал, взял пиджак и перебросил его через плечо, зная, что собирается сейчас рискнуть по‑крупному. – Будь счастлива в своем хрустальном дворце, Снежная королева.
Образ был ярким, пугающим. Недоступная, всегда одинокая, ведущая пустое существование в мире теней, недоступном для эмоций.
– Каждый раз, как я делаю шаг вперед, ты принуждаешь меня сделать следующий, – в отчаянии воскликнула она. Ее рука поднялась и бессильно упала. – Я даже не знаю направления, не говоря уж о пункте назначения.
– Я хочу всего. Хочу, чтобы у тебя на пальце было мое кольцо. Хочу иметь право разделить с тобой оставшуюся жизнь.
– Ты не можешь этого хотеть.
– Почему нет? – Скрытая сила этой обманчиво мягкой фразы заставила ее задрожать. – Ни одна женщина не имела надо мной такой власти, как ты. И я сомневаюсь, что такая найдется в будущем.
– Этого недостаточно.
– А как насчет любви?
– Любовь… Когда я ее потеряла, это почти убило меня.
Доминик швырнул пиджак в кресло. Пальцы его приподняли ее подбородок, заставляя посмотреть на него.
– Жизнь не дает гарантий, Франческа. – Его ладони охватили ее лицо, глаза блистали. – Надо брать от нее все, что доступно сейчас.
Губы его оказались на ее губах, неся сладость, дикие желания, лаская, соблазняя, заставляя кровь струиться быстрее, доводя до лихорадочной горячки.
Франческа потеряла чувство времени и пространства, захваченная чудом его прикосновения, наслаждаясь ощущением тела, к которому ее прижимали руки, устанавливающие все более прочную связь между ними.
– Ты расскажешь мне о Марио? – осторожно спросил он. – Думаю, что я заслужил это.
– Мы встретились на фуршете в Риме, – медленно начала она. – Оба праздновали личную победу: он выиграл гонки, а я подписала контракт с ведущим итальянским дизайнером. – Она попыталась говорить спокойно. – Марио был… открыть(tm), общительным. – Как можно объяснить одного человека другому? К примеру, такую простую вещь, что он притягивал людей, в особенности женщин, подобно магниту? – У нас был скоропалительный роман, через три недели мы поженились. – Она плотно обхватила себя руками, словно защищаясь, глядя перед собой невидящими глазами. – Он жил и дышал гонкой. И уже не мог без этих постоянных выбросов адреналина. Всегда надо было улучшать время, ехать быстрее, быть первым. Каждый раз, когда он выезжал на старт, я мысленно готовилась к тому, что больше его не увижу.
– Я люблю тебя.
Его руки приподняли ее лицо, и она чуть не лишилась чувств от выражения его глаз. Доминик опустил голову и прижался губами к ее губам.
Тело ее затрепетало, и она позволила себе отдаться магии его прикосновений, отвечая его желанию и больше уже ни о чем не думая.
Они наслаждались друг другом с какой‑то неистовой страстью, дикой