великолепный десерт, при одном взгляде на который рот наполнялся слюной. Но Франческа твердо решила отказать себе в удовольствии вкусить от этих яств, дабы удержаться в границах избранного образа.
– Ну как, удалось Леону продать ваше произведение? – Шутливый тон не мог скрыть ее сомнения в достоинствах картины Доминика, и она почувствовала легкие угрызения совести.
– А оно не для продажи, – совершенно безразлично, как казалось, парировал Доминик, улыбнувшись прямо в ее недоуменно раскрытые глаза.
– В самом деле? – Франческа посмотрела в его суровое лицо и заметила во взгляде лукавый огонек. – Вы не похожи на художника.
– А как, по‑вашему, должен выглядеть художник?
Совершенно невинные слова, но она внезапно осознала, что напряжение, давно уже висевшее в воздухе, достигло критического уровня. К этому не было никаких оснований, кроме сильного инстинктивного чувства, что она вступила в опасную игру с человеком, прекрасно разбирающимся в правилах этой игры и опытным в ее ведении.
Было похоже на то, как хищник наблюдает за ничего не ведающей жертвой, резвящейся поблизости, но знает, что в любой момент он может броситься и вцепиться в нее когтями.
Что за фантазии, отругала себя Франческа, внезапно рассердившись на то, что втянулась в глупейший обмен двусмысленностями.
– Пройдемте в гостиную выпить кофе, – предложил Доминик с галантностью, показавшейся ей сплошным притворством.
Впрочем, смена обстановки явно не повредила бы. Со вздохом облегчения она подумала о близком окончании вечера.
Но шаловливый чертенок все еще не покинул ее, и она, отказавшись от кофе, потребовала чаю.
– С травами, если у вас найдется. – Длинные ресницы взметнулись вверх, затем опять опустились.
– Хорошо. – Ее требование не озадачило его ни в малейшей степени. Он как будто готовился к нему. Через пару минут она уже держала в ладонях тонкую чашку, наполненную прозрачной коричневой жидкостью, пить которую не имела ни малейшей охоты.
Ужасно, подумала она, решившись наконец на первый глоток, и мило улыбнулась Габби, Бенедикту и Доминику, которые вкушали густой ароматный кофе.
– Еще чашку?
– Нет, нет! Спасибо. Чай был просто чудесный.
– Вы нас извините, Доминик?
– Это был замечательный вечер, – вежливо сказала Габби, беря свою сумочку.
Их уход предоставлял Франческе великолепный шанс ретироваться. Но это было то, чего ожидал Доминик. Будь она проклята, если доставит ему такое удовольствие!
Дуреха, бичевала она себя, пока Доминик провожал Габби и Бенедикта до входной двери. Хватай свою сумочку и следуй за ними.
– Вы давно дружите с Габби?
– Собираетесь досконально исследовать мое прошлое?
– Да, в общем, нет.
– То есть глубоко копать не будете? – сухо спросила она.
Несколько томительно долгих минут Доминик молчал, желая сломать стену, воздвигнутую ею между ними, и зная, что здесь требуются терпение и осторожность.
– Мне известно о профессиональной стороне вашей жизни, – протянул он невозмутимо. – Расскажите мне о своем замужестве.
Франческа перестала дышать, в висках застучало, она попыталась успокоиться. Хотелось бы вылить на него поток грубых слов, таких, чтобы хоть как‑то уменьшить свою боль.
– Габби не успела вам этого доложить?
– В самых общих чертах.
– Все можно уместить в одной фразе: чемпион‑автогонщик Марио Анджелетти разбился на гонках в Монако через несколько месяцев после своей свадьбы со всемирно известной моделью Франческой Карделли.
– Должно быть, это был очень болезненный период для вас.
Франческа с облегчением отметила, что попыток соболезнования с его стороны не последовало. Просто констатация фактов.
– Хотите чаю, кофе? – Ободряющая улыбка. – Может, что‑нибудь покрепче?