В этот момент зазвонил телефон.
— Извините меня, — сказала я и направилась в кухню снять трубку. Это была моя мама. — Мам, я сейчас не могу говорить. Кто-то у дверей. Это был первый раз, когда я произнесла эту фразу и не соврала. Я поспешила назад, но Франклин-Финки уже уехали, даже не сказав что-то вроде: «Спасибо, что потратили столько времени и показали нам ваш милый дом». Тоже мне, милый дом. В нем даже нет семейной комнаты.
На следующий день Дженет Клейборн позвонила снова и сказала, что у нее есть еще одна пара потенциальных покупателей. Она выразила надежду, что и на этот раз я не откажусь сама показать им дом. Кажется, у Дженет был урок верховой езды, который она не могла перенести. Она сказала, что у нее хромал легкий галоп.
Но вот что действительно захромало через несколько часов после того, как ушли «покупатели», так это мое настроение. Похоже, их больше интересовало прибирать вещи к рукам, нежели покупать. Пока я водила женщину по второму этажу, ее супруг, сославшись на то, что ему надо спуститься к машине и сделать телефонный звонок, спер все мое серебро! Подумать только, я потратила сорок пять минут на то, чтобы показывать свой дом жуликам!
— Пожалуйста, найдите мне настоящих покупателей, — кричала я в трубку Дженет Клейборн день или два спустя, после того, как утрясла все дела с полицией и страховой компанией. — Мне плевать, что сейчас зима! Мне плевать, что деревья не в цвету! Пришлите мне фотографа!
— Не стоит так расстраиваться, дорогая, — успокаивала меня Дженет. — Если вы хотите фотографа, вы его получите. Это же ваш дом, в конце концов.
Мой дом. Мой прекрасный дом. Мой дом, ставший воплощением пресыщенности моей жизни. Джулия была права. Зачем нам с Сэнди был нужен дом площадью в семь тысяч двести квадратных футов? Чтобы никогда не стукаться лбами? Чтобы произвести впечатление на друзей? Каких друзей? Где они теперь все? Что случилось со всеми этими людьми, которые были счастливы прийти к нам на воскресный бал или вечеринку в честь присуждения «Оскара»? Которые были не менее счастливы пригласить нас на праздник, устраиваемый в честь выборов? Где все эти супружеские парочки, которые обедали вместе с нами, путешествовали вместе с нами, плакались насчет растущих налогов, цен на бензин и исчезновение как класса хорошей домашней прислуги? Пропали, все пропали. В ту же секунду, когда Сэнди облажался на фондовой бирже, они вдруг сделались очень «занятыми». Все перестали звонить нам, а мы — им. А когда мы с Сэнди разошлись, то все вдобавок еще и ослепли — я махала им рукой на улице, а они делали вид, что не замечают меня. Когда же мы вот-вот должны были лишиться дома, то у них просто отшибло память. Когда упоминалось мое имя, они говорили: «Элисон? А кто это?»
Пришли же скорее фотографа, Дженет, детка, и продай к чертовой матери этот дом. Я хочу покинуть «Титаник» до того, как он пойдет ко дну.
Глава 4
— Иду, — крикнула я, услышав, как звонят в дверь. Было прекрасное солнечное ноябрьское утро. Дженет Клейборн наконец-то пригласила фотографа, чтобы снять Маплбарк. Он пришел на несколько минут раньше, чем было оговорено.
— Доброе утро, — сказал мужчина, стоявший на пороге. — Меня зовут Кулли Харрингтон. Я фотограф из агентства по торговле недвижимостью. Можно войти?
— Только не в эту дверь, — сказала я, разглядывая его ботинки, облепленные снегом, и грязные сумки с аппаратурой. — Вам придется воспользоваться черным входом. И прошу вас, снимите ботинки, когда войдете в дом. — Так как теперь я сама мыла полы, то не могла допустить, чтобы в результате всяких там бесцельных шатаний в дом была занесена грязь.
Кулли Харрингтон сурово посмотрел на меня, прежде чем снова нагрузиться своей аппаратурой, сойти со ступенек главного входа, обойти дом и подойти к служебной двери. Наверное, он уже определился в своем отношении ко мне, подумала я, надеясь, что его профессиональные навыки как фотографа окажутся лучше, чем его манеры.
Я встретила его в кухне и впустила внутрь.
— Не забудьте снять ботинки, — еще раз предупредила я.
— А как насчет моей шляпы и пальто? Вы не будете возражать, если я сниму и их? — спросил он с сарказмом в голосе.
— Ах, простите. Вы можете положить ваши вещи сюда, — ответила я, указывая на недавно освободившуюся комнату для прислуги.
Кулли еще раз уничтожающе посмотрел на меня и скрылся в комнате для прислуги. Через несколько минут он вышел, таща две черные сумки и треногу. Тут я впервые как следует рассмотрела его. Он был долговязым парнем шести футов росту с прекрасно развитой фигурой, выдававшей в нем пловца. У него были широкие плечи, узкие бедра и длинные, мускулистые ноги. На нем был бело-голубой морской свитер и голубые джинсы с дырками на коленях. Его волосы были пшеничного цвета. Они небрежно рассыпались по голове, а на середине шеи завивались. Его борода и усы были темно-каштанового цвета, и в них проглядывала седина. Покрытое мелкими морщинками лицо несколько старило его. По моему прикиду, Кулли было где-то лет сорок пять, не больше. У него был вид заправского капитана, этакого морского волка с телом атлета. Вид его был далеко не отталкивающим, но это не был мужчина моего типа.
— Теперь я бы хотела показать вам комнаты, которые, по моему мнению, надо снять для брошюры, — сказала я, жестом приглашая Кулли следовать за мной. Я прошла в комнату и начала описывать все те изменения, которые мы сделали с Сэнди и которые следовало отметить — ковровое покрытие, обрамление окон, старинные бронзовые канделябры и подлинный рисунок Пикассо, украшавший каминную доску. — Я бы хотела, чтобы в кадр попали все эти вещи, — сказала я, поворачиваясь к Кулли, которого сзади не оказалось. Судя по всему, я произносила свою речь в пустой комнате. — Эй? — крикнула я, думая о том, не исчез ли он с остатками моего имущества.
— Я здесь, — отозвался он.
Я пошла на звук его голоса и обнаружила Кулли на первом этаже в столовой. Он разложил аппаратуру и теперь занимался тем, что переставлял мои цветы.
— Могу я вас спросить, чем вы занимаетесь? — сказала я, складывая руки на груди.
— Готовлюсь сделать фотографию, — ответил он, не глядя на меня.
— Но я думала, что мы начнем с гостиной.
— В это время дня здесь лучше освещение, — произнес он, подходя к фотоаппарату и засовывая голову под кусок черной ткани.
— Но в гостиной прекрасное сочетание ковра и штор, Пикассо на мраморной каминной доске, — сопротивлялась я. Столовая тоже, без сомнения, была очень мила, но гостиной я просто гордилась. Мы с Сэнди полжизни на нее положили.
— Послушайте, миссис…
— Кофф.
— Послушайте, миссис Кофф. Я снимаю интерьер вашего дома для брошюры, которая должна дать возможному покупателю понятие о размерах и расположении ваших комнат. Он должен почувствовать, что это за дом, понимаете ли. Но эти фотографии совсем не должны стать памятником вашему декоратору.
— Ну, если вы действительно так думаете, — согласилась я. Я решила, что этот Кулли Харрингтон знает свое дело. Дженет говорила, что он фотографировал все известные дома в городе. — Вы будете снимать все комнаты? — поинтересовалась я.
— Послушайте, леди. Миссис Кофф. Это же для брошюры, а не для книги. Я сниму четыре, может быть, шесть ваших основных комнат, но не туалеты или ванные. Только главные комнаты — скорее всего, столовую, гостиную, кухню, спальню и семейную комнату.
Нет, у этого человека были просто ужасные манеры.
— В особняке Маплбарк нет семейной комнаты, — огрызнулась я. — Вы здесь затем и работаете,
