Элис взглянула на последние листы бумаги, затем поднесла к свету оставшийся пузырек с чернилами.
— Ох, Лефтрин, как же глупо вышло! Всю дорогу я записывала каждую мелочь, и вот теперь, когда мы здесь, на окраине главного и почти невредимого города Старших, у меня осталась лишь пара листов бумаги и капля чернил!
Капитан с нежностью покачал головой.
— Что ж, когда вернемся в Трехог, придется купить тебе целый ящик бумаги и бочонок чернил, — посулил он и игриво выхватил из ее рук истрепанный носовой платок. — И еще, пожалуй, запас платков.
— Что? — переспросила она, и вся живость и веселье внезапно схлынули с ее лица. — Трехог? Вернемся в Трехог?
Капитан склонил голову набок.
— Ну, полагаю, нам надо будет вернуться еще до зимы, или хранителям придется разгуливать по холоду почти нагишом. И хотя мясо, рыба и свежая зелень — это прекрасно, но лично я уже начинаю тосковать даже по такому хлебу, как корабельные галеты. И дюжине других вещей, без которых нам пришлось обходиться.
Капитан улыбнулся в предвкушении.
Элис только растерянно смотрела на него.
— Вернемся в Трехог?
— Конечно. Ты не могла не знать, что рано или поздно нам придется вернуться.
— Я, ну… нет. Я об этом не задумывалась. Мне совершенно не хотелось возвращаться, ни в Трехог, ни в Удачный.
Лефтрин поглядел на ее огорченное лицо и осторожно заключил Элис в объятия.
— Элис, Элис. Ты же не думаешь, что я отпущу тебя? Да, мы вернемся в Трехог. Вернемся вместе, как и пришли сюда. «Смоляной» покажет тебе, на что способен, когда идет по течению, когда знает, куда идет, когда толпа бредущих драконов не задает ему темп. Мы спустимся до Кассарика, закажем там провизию. Ты отчитаешься перед тамошним Советом, а я получу заработанные деньги. Да, и еще ты расскажешь обо всем Старшей Малте.
Элис смотрела на капитана, и жизнь постепенно возвращалась к ее лицу. Глаза ее снова заблестели.
— Ну а потом мы пойдем в Трехог, возьмем груз и вернемся сюда еще до начала зимы, — продолжал свой рассказ Лефтрин. — Вернемся с одеялами, ножами, чаем и кофе, хлебом и всем-всем-всем. До сих пор я никогда не видел ни стада овец, ни яблони, но судя по тому, что я слышал, тут им самое место. Поэтому мы закажем и это тоже, а по весне снова съездим в Трехог и заберем свой заказ. Семена, животных и всякое такое из Удачного и других мест. Погляди вокруг, Элис. Ты видишь древний город, и он, конечно, прекрасен. Но я вижу еще и то, чего никогда не было в Дождевых чащобах — пахотную землю. Может, спустя столько поколений, жители Дождевых чащоб наконец-то смогут себя прокормить, не выкапывая реликвии Старших? Мы все изменим, Элис. Все.
Они сверкали медью и серебром, лежа бок о бок на песчаном берегу. Оба отдыхали, вытянувшись и полностью расслабившись. У Седрика ныла спина и саднили руки от усилий, зато Релпда сияла, словно новенькая медная монета. Она снова начала расти, он был уверен. И шея, и хвост вытянулись и сделались изящнее, а крылья становились все сильнее. Рядом с нею крепко спал Плевок, только ребра мерно вздымались и опадали. Седрик взглянул на Хеби, выписывавшую круги в поднебесье, и тут же драконица сложила крылья, плотно прижав к телу, и нырнула вниз. На миг Седрика охватила острая зависть. Затем он посмотрел на Релпду, и зависть отступила. Всему свое время. Уже скоро солнечный свет заиграет и на раскинутых в полете медных крыльях. Ну а пока что с него довольно и того, что она крепко спит.
— Никогда не видел ничего столь же прекрасного, как чистая Релпда. Ее блеск ни с чем не сравнится.
Седрик сидел на берегу. В паре шагов от него, у кромки воды, Карсон медленно выпрямился, стряхивая воду с рук. Они оба большую часть дня ухаживали за драконами. На заре Карсон сходил на охоту и вернулся с оленем. Драконы были не в восторге от того, что добычей придется делиться, но он настоял. Пока они ели, оба умудрились перепачкаться кровью с головы до пят, и тогда уже Седрик настоял на хорошем купании для обоих. Закончив работу, Карсон сбросил рубаху и пошел отмывать в реке руки.
Он подошел к Седрику, на ходу вытираясь снятой одеждой. Теперь чешуйки на его руках поблескивали серебром, а на темных волосах на груди и предплечьях сверкали капли воды. Охотник улыбался.
— Ну, вообще-то, я видал кое-что не менее прекрасное, мой медный друг.
Он швырнул рубашку наземь и присел на песок рядом с Седриком. Провел пальцем вдоль полоски чешуи на обнаженной спине юноши. Седрик вздрогнул от восторга, а Карсон обнял его и привлек к себе.
— Давай поспим, пока они тоже спят, — предложил Карсон, положив подбородок на макушку любовника. — А когда проснемся, я возьму тебя на охоту.
— Но я не умею охотиться, — признался Седрик.
— Потому я и буду тебя учить, — пояснил охотник.
Он говорил, а юноша ощущал, как слова гулкой дрожью отдаются у него в груди.
— Звучит похоже на работу, — пожаловался Седрик. — Грязную, кровавую работу. А что, если я не хочу этому учиться?
— Ох уж эти ленивые удачнинские мальчишки! — посетовал Карсон.
Он откинулся на нагретый песок, увлекая за собой Седрика. Одной рукой он прикрыл от солнца глаза, а свободную ладонь подложил под затылок Седрика, нежно запустив пальцы ему в волосы. Охотник вздохнул.
— Наверное, тогда придется придумать, чему еще я могу тебя научить.
Седрик вздохнул в ответ. Он перехватил руку Карсона, поднес к губам и поцеловал ладонь.
— Вот это может и сработать, — согласился он.
Тимара сидела на краю лужайки, где уже начинался береговой обрыв. Место было удивительное. У нее за спиной раскинулся слегка покатый, просторный и сухой луг, поросший высокой зеленой травой. А затем он вдруг резко обрывался, земля круто уходила вниз, и уже там начинался песчаный, каменистый берег. Прежде Тимара подобного места не могла даже вообразить. Было так приятно сидеть на краю луга, болтая ногами над обрывом. Солнце согревало кожу, облегчая ноющую боль в спине. Девушка закрыла глаза и подставила лицо лучам. Тепло. Свет и тепло теперь особенно ее радовали. Она знала, что они ускоряют ее перемены. Теперь она чувствовала их так же отчетливо, как некогда ощущала режущиеся зубы. Не лишенная приятности боль. Тимара повела плечами, и ее сложенные крылья задели накинутую поверх рубаху. Сильве помогла сделать и обметать прорези в ткани, но Тимаре было неловко выставлять крылья на всеобщее обозрение. Чаще всего она держала их под одеждой. Все вокруг, твердила она себе, знают о том, что у нее есть крылья. Порой ей казалось глупым их скрывать.
С другой стороны, думала она, все знают и о том, что у нее есть грудь. Но она же ее прикрывает. Тимара чуть улыбнулась такому сравнению. Мальчишек, похоже, крайне занимало и то, и другое.
Тимара услышала шорох шагов по траве за миг до того, как он присел рядом с нею.
— Чему это ты улыбаешься?
— Да так, ничему, — отмахнулась Тимара, открыла глаза и повернулась к Татсу лицом. — Чем занимался?
— Учил Дэвви ухаживать за Кало. Ну и здоровенный у него дракон.
— А Фенте не возражает, что ты чистишь Кало?
Татс печально усмехнулся.
— Куда меньше, чем Лектер. В итоге мне пришлось отвести его в сторонку и прямо объяснить, что у него нет поводов для ревности. Я просто помогаю Дэвви с драконом. Сам Дэвви в этом смысле меня ничуть не интересует.
