нашел себе другое развлечение…
Пару дней спустя Энни получила почтовую открытку от Филиппа и Дианы. Они писали о голубых небесах, о пальмах, о лазорево‑голубом океане. На обороте была приписка, заставившая ее недоверчиво ухмыльнуться, поскольку послание от счастливой парочки заканчивалось напоминанием, что через неделю они встретятся с Энни и ее музыкантами в Париже. Им понадобится время, чтобы провести репетиции в концертном зале и дать несколько необходимых интервью до начала гастролей. При этом Энни надеялась, что у нее выпадет свободная минутка посмотреть страну.
К моменту отлета в Париж Энни уже успела привыкнуть к жизни в одиночестве. Все музыкальное оборудование и инструменты отправили грузовым автотранспортом и потом паромом до Франции. Этот ценный груз был упакован в крепкие контейнеры, которые музыканты предпочли сопровождать лично. У Брика, в частности, был пунктик – он все время опасался, что с его невероятно дорогостоящими барабанами обязательно чтото случится, если он оставит их без присмотра. Энни предпочла лететь – у это было и быстрее, и значительно удобнее.
И самое главное – больше не будет тех идиотских телефонных звонков. Она снова сможет спать спокойно и ждать скорой встречи с Филиппом и Дианой. Энни понемногу уже начинала свыкаться с фактом, что Фил и Ди принадлежат уже только друг другу. И уж конечно, не ей. Это было мучительное, даже болезненное открытие, но Энни была полна решимости преодолеть трудный этап в их взаимоотношениях. Она слишком дорожила и Филиппом и Дианой, чтобы утратить их расположение Поэтому она будет продолжать жить, сохраняя в тайне свои чувства, что, впрочем, она делала и так все эти годы. Возможно, однажды она встретит человека, который сумеет заставить ее забыть Филиппа…
А сейчас Энни добралась до Парижа раньше всех, ее музыканты все еще неспешно двигались по Франции, сопровождая музыкальное оборудование и инструменты. Они планировали останавливаться на ночлег в придорожных отелях и намеревались собраться все вместе на следующий день в отеле у Энни.
Секретарь Филиппа организовал для Энни встречу в аэропорту – ее уже ждал автомобиль и шофер. В самолете ее сопровождал нанятый Филиппом эскорт – пара телохранителей, чтобы у нее не возникло никаких осложнений во время перелета. Вся компания расположилась в салоне первого класса Телохранители заняли боковые места у прохода, блокируя любую попытку желающих поболтать с Энни и тем самым нарушить ее покой Сама Энни уселась у окошка иллюминатора.
Она была в обычном черном‑красном лыжном жакете, под который надела белую джерсовую блузочку и лыжные брюки. Наряд довершали соответствующие ботинки. Кое‑кто из пассажиров, проходя мимо, оглядывался, но Энни каждый раз отворачивалась, устремляя свой взор в иллюминатор. Когда лайнер приземлился, Энни проскользнула через депутатский зал аэропорта имени Шарля де Голля и была скоро препровождена в один из боковых выходов. Там ее уже ждал длинный черного цвета лимузин.
Двое телохранителей Энни перекинулись парой фраз с шофером. При их приближении шофер вышел из машины, затем с полупоклоном предупредительно распахнул дверцу лимузина перед Энни, пробормотав что‑то по‑французски. Энни устроилась на заднем сиденье, удобно развалясь в роскошном, отделанном натуральной кожей салоне, пока ее изысканные дорожные чемоданы от Гуччи грузились в багажник.
Телохранители не последовали в лимузин вслед за Энни – им предстояло вернуться в Англию. А их французские коллеги появятся в любой миг, случись в них нужда. Итак, шофер захлопнул за Энни дверцу лимузина, уселся за руль. Автомобиль плавно тронулся с места, и девушка принялась смотреть сквозь затемненные боковые стекла, как удаляются здания аэропорта по мере того, как лимузин набирал скорость
Прошло некоторое время, прежде чем Энни взглянул» вперед, обратив внимание на шофера. Когда она садилась в лимузин в аэропорту, то не разглядела его лица, а сейчас оно едва было видно сквозь дымчатое стекло перегородки. Но все же она сумела разглядеть, что у водителя гладкие черные волосы и широкие плечи. Еще приглядевшись, Энни заметила у него хороший загар, поскольку темная шея отчетливо выделялась на фоне белого воротничка рубашки. За все время пути он не произнес ни слова, за что Энни была ему искренне благодарна. Дело в том, что она сейчас находилась во Франции и нервничала по поводу того, что ей предстоит изъясняться по‑французски. Хотя она уже давно учила французский и довольно бегло общалась на нем с преподавателем, говорить по‑французски с настоящими французами было совсем другое дело.
Энни с любопытством смотрела в окно лимузина на унылые и неприглядные предместья Парижа, так похожие на лондонские окраины, впрочем, как и на предместья любого другого мегаполиса. Этакий типичный урбанистический пейзаж конца двадцатого столетия.
Дорожное движение было весьма напряженным, но ее шофер гнал машину с ветерком. Энни слегка занервничала, испуганная скоростью и мощью лимузина. Она уже собралась было податься вперед и попросить шофера ехать чуть помедленнее, но что‑то остановило ее, когда она еще раз взглянула на его мощные плечи, на уверенную посадку темной головы.
Тем временем плотность городской застройки заметно возросла, по обеим сторонам дороги всюду виднелись крыши зданий, шпили церквей. На рекламных щитах пестрели названия известных фирм – «Клиши», «Сен‑Дени», – похоже, что они стали своеобразной визитной карточкой любого города.
Автомобиль с Энни промчался мимо них, и через какое‑то время она поняла, что водитель держит курс прочь от города, потому что вновь показались предместья Парижа, но уже с противоположной стороны.
Он что, заблудился? Или получил неправильный адрес? Или повез ее другой дорогой? Энни вновь было собралась спросить шофера, но в этот момент он подъехал к автоматическому шлагбауму. Лимузин замедлил ход и встал в очередь. Энни принялась озираться по сторонам, ища указатели дорог. Так, они были на лионском шоссе. Единственное, что Энни знала о Лионе, так это то, что этот город располагался где‑то в центре Франции. Но почему они оказались на дороге, ведущей в том направлении?
Потихоньку они подъехали к кассе автоматического шлагбаума, шофер высунул руку из окна и бросил в щель пару монет. Шлагбаум поднялся, освобождая пуп «, и лимузин с утробным урчанием рванулся с места.
Только сейчас и Энни рванулась вперед и забарабанила в поднятую стеклянную перегородку, отделявшую водителя от пассажирского салона.
– Куда мы едем? – спросила она по‑английски и тут же повторила вопрос по‑французски.
– Водитель даже голову не повернул в ее сторону. Но Энни успела заметить, как он стрельнул глазами в зеркало заднего вида. Энни сумела разглядеть его глаза, темные, блестящие, с густыми черными ресницами, но он туг же отвел свой взор.
– Вы должны были отвезти меня в Париж, – на плохом французском и с сильным акцентом начала Энни. – Вы что, не знаете дороги? Вам надо повернуть обратно! Вы меня понимаете, мсье?
Шофер кивнул, все так же не отвечая, однако лимузин продолжал нестись вперед так стремительно, что Энни судорожно вцепилась в ремень безопасности. Она дрожала от этой сумасшедшей гонки. Машина делала не менее сотни миль в час, нервно прикинула про себя Энни, заметив новый указатель дороги, стремительно удалявшийся назад. Версаль. Он, кажется, был где‑то в пятнадцати милях от Парижа. Так куда же они направляются? Длинный черный лимузин снова замедлил ход и свернул направо с главной дороги, вновь встал в очередь к очередному автоматическому шлагбауму. У Энни чуть отлегло от сердца.
– Вы собираетесь повернуть назад?
Пока они не слишком далеко удалились от Парижа, и, без сомнения, шофер сумеет быстро вернуться в город. Тогда Энни не будет нужды сообщать этому шоферу все, что она думает о нем, если он даже не знает дороги от аэропорта до Парижа.
А может, этот хитроумный трюк с объездом часто используется с
