– А ты как думала? Каждый раз, оказываясь здесь, я захожу в «Козел», чтобы пропустить стаканчик. Хотя не мешало бы появляться почаще. Лиза растет, а я почти ее не вижу; и мать меня уже достала своими упреками.
– Сколько лет твоей матери?
– Шестьдесят три.
– А она не устает от Лизы? Даже молодым мамам бывает очень тяжело с такими маленькими детьми.
– Она не жаловалась.
– Наверное, не хотела тебя волновать. – Бьянка заметила, как исказилось его лицо, и пожалела о своем замечании. – Прости, – торопливо добавила она. – Я не должна была это говорить.
Какая глупость с ее стороны! Как будто мало ему беспокойства из‑за маминого здоровья. В шестьдесят три года опасна любая операция, даже такая обычная, как удаление аппендицита, и Мэтт наверняка переживает. Бьянка всерьез разозлилась на себя за свои осуждающие слова. Тем более, она даже не знакома с его матерью. Какое ей дело, хватает ли сил у миссис Харн на то, чтобы воспитывать маленького ребенка?
– Ты считаешь меня эгоистом? – неожиданно спросил Мэтт, и Бьянка прикусила губу.
– Нет, конечно, нет… просто… ну… я не знаю твою мать; возможно, ей очень нравится присматривать за девочкой. Слушай, мне не следовало вмешиваться в твои дела… не обращай внимания.
– Гм, – буркнул он, наморщив лоб. – Ты навела меня на мысль.
– Прости, – виновато сказала Бьянка.
– Нет, ты совершенно права. Я не задумывался об этом. Когда моя мать поправится, я поговорю с ней. Может, мы отдадим Лизу в садик, и это поможет. Или нанять няню?
Бьянка не отважилась комментировать – она и так уже сказала слишком много. Темная равнина по обе стороны дороги была плоской и однообразной; лишь вдалеке Бьянка заметила пасущуюся корову. Эти места казались ей скучными, особенно в сравнении с роскошными пейзажами Дорсета – высокими холмами, цветущими зелеными лугами, древними развалинами и курганами, лесами и рощами, и белыми скалами побережья.
Автомобиль притормозил перед въездом на стоянку у деревянных ворот, ведущих в огромный сад. В свете луны Бьянка увидела красное кирпичное здание с остроконечной черепичной крышей. Полоса деревьев защищала дом от холодного, пронизывающего морского ветра.
Мэтт выключил двигатель и засунул ключ в карман. Они вышли из машины и несколько секунд стояли, глядя на дом: свет горел только в одной комнате на первом этаже.
– Начинается отлив, – сказал Мэтт.
– Откуда ты знаешь? – удивилась Бьянка.
– Слышу – звук меняется. – Он повернулся к Бьянке, его глаза загадочно блестели в лунном свете. – У тебя волосы развеваются на ветру. Так ты выглядишь совсем по‑другому.
Она подняла руку, чтобы поправить выбившиеся из прически пряди, но Мэтт остановил ее.
– Не надо. Мне нравится. В женщинах с распущенными волосами есть что‑то очень сексуальное.
Бьянка резко повернулась и толкнула створку ворот. Раздался пронзительный скрип, дверь дома распахнулась, и на крыльцо выглянула старушка с красной шалью на плечах.
– А, это ты, Мэтт. Я не думала, что ты появишься так рано. Надеюсь, ты ехал не слишком быстро?
Она заковыляла им навстречу, маленькая и хрупкая, с согбенной спиной и лицом, покрытым морщинами. Даже если бы Мэтт не говорил, что миссис Морли восемьдесят лет, Бьянка сразу угадала бы ее возраст. Годы иссушили ее. Ее маленькие черные глазки смотрели на Мэтта и Бьянку с явным любопытством, но она не задала ни одного вопроса.
– Лиза спит. Я только что звонила в больницу; мне сказали, что твоя мать в операционной. Если хочешь сам позвонить, новости будут известны где‑то через час. – Она зевнула, прикрыв рот дрожащей рукой. – Я очень устала. Это случилось так неожиданно. Я очень люблю твою маму; когда она позвонила, у нее был такой ужасный голос. Надеюсь, с ней все будет хорошо.
– Она сильная женщина. Я уверен, она скоро поправится, – сказал Мэтт.
– Будем надеяться. Что ж, я пойду. На плите остался томатный суп. Мне‑то и в голову не пришло что‑нибудь вам приготовить. Там молоко и апельсиновый сок в холодильнике, немного сыра и полцыпленка, и еще в кладовке хлеб, который твоя мама пекла. Комната для тебя готова.
– Большое спасибо. Я очень благодарен вам за все, что вы сделали. Давайте, я отвезу вас домой, миссис Морли; вы, должно быть, устали, – предложил Мэтт, взяв старушку за руку и проводив ее до машины.
– Бьянка, ты подожди меня, а пока выпей чего‑нибудь. Я скоро. Миссис Морли живет неподалеку, на другом конце аллеи. Ты, наверное, проголодалась. Как только я вернусь, мы сразу поужинаем.
Она проводила взглядом его спортивный автомобиль, промчавшийся по аллее, словно комета, туда, где за деревьями виднелся темный прямоугольник крыши.
Машина сбавила ход и остановилась, Мэтт вылез, его длинная тень падала на дорогу в серебряном свете луны. Бьянка смотрела на него еще несколько секунд, прислушиваясь к трепету своего сердца, к волнующему жару, нарастающему внутри ее тела.
Что с ней происходит? Как он умудряется производить на нее такое сильное впечатление?
Разозлившись, Бьянка торопливо повернулась и вошла в здание. Она остановилась в прихожей с белыми стенами и черными потолочными балками, слушая шорохи, впитывая атмосферу дома. Где‑то очень громко тикали часы. Старые стены поскрипывали. Дом жил и был настороже.
Ее взгляд привлек огромный каменный камин с железной решеткой, облицованный бело‑голубой керамической плиткой с изображениями рыбаков и гуляющих в саду дам в длинных платьях. На каминной полке стояла высокая темно‑синяя ваза с весенними цветами – сиренью, белыми тюльпанами и желтыми азалиями. Запах сирени казался слишком тяжелым.
