– Прости, я сорвался, – пробормотал он, не глядя на нее.
Она промолчала. Если Мэтт полагает, что может наорать на нее, а потом заслужить прощение легкомысленной попыткой извиниться, то пусть не надеется.
– Не обижайся.
– Я не обижаюсь.
– Улыбнись, и я тебе поверю! – Мэтт и сам улыбнулся заискивающей, дразнящей улыбкой, полной обаяния.
– Ты считаешь себя неотразимым? – ехидно заметила Бьянка, и он весело рассмеялся.
– А я действительно неотразимый?
– Нет, просто притворяешься.
Все же своего он добился – разрядил обстановку. «Он себе на уме, и любит командовать, – размышляла Бьянка, доедая салат, – но это не удивительно. Разве не все мужчины такие же?»
– Пить кофе удобнее в гостиной, – заявил Мэтт, вылезая из‑за стола.
– Я сделаю это позже.
Бьянка вошла вслед за ним в прелестную комнату, где изысканная мебель восемнадцатого века смотрелась особенно выигрышно на фоне зеленовато‑голубых стен и бледно‑золотых ковров и занавесок. Кресла, диван и тахта были обиты кремовым бархатом. Если оформлением гостиной занималась жена Мэтта, похоже, она обладала безупречным вкусом. Вот, значит, что она делала после замужества, – подбирала мебель для дома?
«Куча денег… – думала Бьянка, глядя по сторонам, – все это стоит кучу денег».
– Прости, я сорвался, – неожиданно повторил Мэтт. – Я не люблю говорить о моей жене. Я все еще скучаю по ней; это больной вопрос.
Бьянка почувствовала какое‑то странное беспокойство, и поняла, что ревнует. «Господи! – подумала она. – Как можно ревновать к давно умершей женщине! Что за ребячество!»
– Не волнуйся, я все понимаю. Лучше расскажи, как ты основал свою компанию?
– Я несколько лет проработал на разных фирмах, прежде чем решил создать собственную. Поэтому я знаю, какие ограничения накладывают компании на своих сотрудников. Я обещал себе, что никогда больше не стану зависимым, никогда не буду работать над чужими проектами. Что бы ни обещало твое начальство, они запоют совсем иначе, когда получат мою подпись. Они тут же начнут приказывать и не дадут мне заниматься тем, чем я хочу.
– Поверь мне, Мэтт, это не так. Я точно знаю, Дон очень благосклонно относится к твоей последней разработке, к созданию компьютера с голосовым управлением.
– А если я переключусь на что‑нибудь другое?
– Ну… ты ведь… наверняка, не захочешь бросить такой многообещающий проект?
– Иногда я прекращаю работать над одной задумкой ради чего‑нибудь другого. Я же не робот. Бывает, я захожу в тупик и берусь за что‑нибудь другое на пару недель, или даже месяцев. Мне необходимо отвлекаться.
Бьянка отвернулась, нахмурившись, не находя слов. Он прав. Дон разъярится, если Мэтт по какой‑либо причине перестанет работать над главным проектом. Ее взгляд упал на часы, и она внезапно вспомнила о миссис Харн.
– Ты собирался позвонить в больницу, – подсказала она, и Мэтт допил кофе и встал.
– Да, операция уже должна была закончиться.
Пока он звонил, Бьянка отнесла поднос с кофейными чашками на кухню и начала убирать со стола. Она загружала посудомоечную машину, когда он вернулся. С тревогой посмотрев на него, Бьянка спросила:
– Как она?
– Мне сказали, что она хорошо перенесла операцию, и пока проблем нет. Она крепкая старушенция. Надеюсь, скоро она вернется домой. В любом случае завтра я смогу ее навестить. – Он окинул взглядом сверкающую чистотой кухню. – Тебе не следовало этим заниматься. Я же говорил, что сделаю все сам. Я живу один и привык сам убирать за собой. Ты устала; по‑моему, хватит дел на сегодня. Я только включу машину и покажу тебе твою спальню.
Бьянку бросило в дрожь при мысли, что она проведет в его доме всю ночь. Вспыхнув, она промямлила:
– Я… т‑только что всп‑помнила… у меня нет… ты не мог бы одолжить мне… что‑нибудь из одежды на ночь? – Она могла бы лечь спать голышом или в собственном белье, но только не в такой ситуации.
Что если девочка заплачет среди ночи? Как она сможет выйти и успокоить Лизу?
– Конечно. Я дам тебе свою пижаму. – Он задумчиво взглянул на Бьянку. – Моя мать носит фланелевые ночнушки; на тебе такая рубашка будет как парашют. Я выше тебя и толще, так что моя пижама тоже будет велика, но на одну ночь сойдет.
Когда они поднялись по лестнице, в доме было так тихо, что Бьянка