«Неожиданно для самих себя мы пустились в дальнее путешествие. В Сочи, вдвоем на щедринской машине. Заодно и Мацестой попользуюсь. Колено поднывает. Сбор труппы каждый год назначался на 26 августа. А в этом — из-за французских гастролей — явка балета сдвинулась на целый месяц.
В те молодые годы Родион много работал в кино. Писал к фильмам музыку. За это неплохо платили. Он и машину купил.
Мы отправились в путь.
Маршрут пролегал через Тулу, Мценск, Харьков, Ростов, Новороссийск. Между прочим, все эти города я ранее обтанцевала.
В гостиницы нас не пускали. В паспортах штемпеля о браке нету. Холостые, значит. Катитесь, путешественники, откуда приехали. Пришлось спать в машине.
На первом ночлеге у обочины в Мценске (это в том самом Мценске, где Катерина Измайлова Лескова-Шостаковича законного мужа и деверя на тот свет отправляла) мы выставили сумку с провиантом на холодок, под машинное крыло. Тесно в автомобиле больно, да жареные цыплята задохнутся. Вокруг нас — темень непроглядная. Глаза выколешь. Тишь, ни души. Сладко заснули.
Утром, чуть рассвело, отворили дверцу. Закусить перед новой дорогой надо. Хватились, а сумки след простыл. Как ночью, без малейшего шума сумели унести? Может, зверь какой? Или левша — лесковский умелец — новый способ хищений изобрел?..
Остались мы без еды. Покатили в железнодорожную столовую на вокзал. Говорят, там круглый день открыто. Открыто-то открыто, но угощение — из рук вон. Картошка с синевой, компот с мухами, хлеб черствый, посуда немытая. Чувствую, смотрит на меня Щедрин испытующе. Закапризничает балерина, взбрыкнет, взнегодует, ножкой топнет. А я ем за обе щеки. Уплетаю. Аппетит у меня всю жизнь был зверский.
Отправились дальше. Прикупили на дороге арбузов с бахчи. Яблоками запаслись. Едем.
Теперь в степи заночевали. За Ростовом. Съехали с дороги к прудку засветло еще. Руки отмыли, фруктов наелись.
А что не съели — возле машины сложили, ветками прикрыли. Но это более от вчерашней пропажи, как-никак маленькая травма была… Зазря, конечно. Кому арбузы понадобятся? Кругом бахчи. Людей не видно.
Занавесками окна прикрыли. Заснули сладко.
На рассвете решаем по кусочку арбуза съесть. Первый завтрак. Ветки раздвигаем — пустота. Ни арбузов, ни яблок. Ну уж это слишком…
Третью ночь ночевали возле Архиповки в Джугбе. Прямо на пляже. В нескольких метрах море Черное плещет.
В этот раз жареными куропатками с новороссийского рынка рискнули. В багажник их не спрячешь — там канистры с бензином стоят, пропахнут куропатки (за всю дорогу лишь один раз в Белгороде нас и заправили — нигде бензина на дорогах не было).
Родион добрый час потратил на сооружение ловушки для грабителей, если покусятся и на наши куропатки. Смысл, помнится, был в том, что эмалированная кастрюля, в которой покоились куропатки, висела чуть над землей на толстом шнуре. Привод с колокольцем от кастрюли вел через ветровое стекло в кабину и был привязан на ночь к ноге Щедрина. Мы потешались и почли себя Эдисонами. Если посмеют — хотя на пляже ни души, — Родион тотчас проснется и пальнет в разбойников из стартового пистолета. Для острастки.
Спали слаще обычного от сознания полной защищенности нашего провианта.
Наступает утро. Мой первый вопрос:
— Висят? Целы? Завтрак будет?..
Щедрин проверяет натяжку шнура. Колоколец звонит.
Радуется:
— Цела кастрюля. Ощущает ее вес рука. Попируем…
Встаем. Сначала — купаться. Потом куропатки.
Мамочка родная! Вместо кастрюли камень на шнуре висит. И записка карандашом: „Спасибо“…
Матушка Россия!»
Конечно же, мелкие неприятности не могли омрачить счастья влюбленных. Романтическое путешествие, близость любимого человека, предвкушение еще большего счастья… В 1951 году, когда отмечалось 175-летие со дня основания Большого театра, Майя Плисецкая стала заслуженной артисткой РСФСР. В 1956 — народной артисткой РСФСР.
Можно вспомнить многих актеров, которые награждались почетными званиями не за свои достижения на сцене или съемочной площадке, а совсем за другое… Но Плисецкую наградили по заслугам, наградили, несмотря на довольно сложные отношения с властью. По словам Щедрина, Советская власть «отчаянно мучила» Плисецкую. Ее не брали на заграничные гастроли, несколько лет за ней следили сотрудники Комитета государственной безопасности. Щедрин рассказывал, как еще до женитьбы, на репетиции одного из концертов к нему подошел заведующий сектором музыки ЦК КПСС и спросил, действительно ли у Родиона роман с Майей Плисецкой. Щедрин ответил утвердительно и услышал: «Надеюсь, вы не собираетесь на ней жениться. Вы испортите себе репутацию. Подумайте об этом».
Любовь Родиона к Майе от этого только усилилась. Влюбленные стали встречаться каждый день.
Районный ЗАГС Москвы. Подслеповатое помещение без окон, канцелярский стол под сукном. Торопливая, суровая женщина сует нам формуляры для заявлений.
— Идите в коридор и заполните. Потом ко мне вернетесь.
Заполняем. Руки наши на анкеты привычные. И вопросы древние: отец, мать, год рождения, место работы… Других люди еще не придумали. Заполняем. Возвращаемся.
Дама на нас и не смотрит. В чтение наших бумаг погружена. Карандашиком по строчкам водит.
И вдруг… глаза подняла:
— Вы балерина Майя Плисецкая? Я никогда в Большом театре не была. А в Москве родилась. Как бы билеты на вас получить?..
Обещаю. Телефон дамы беру.
Дама разгорячилась. Вышла из-за стола. Руки нам жмет: — Чтобы вам на одной подушке состариться. Поздравляю!..
Шлепает в оба наши паспорта прямоугольные фиолетовые печати. Вписывает тушью «зарегистрирован брак с таким-то, такой-то… 2 октября 1958 года… город Москва»…
Теперь можно вдвоем в гостинице заночевать. Прогресс.
И еще брачное свидетельство получаем. На гербовой бумаге, с разводами. С советским гербом посередке.
Выходим на улицу. Слякотно. Ветрено. Мокрая московская осень. Мелкий-мелкий дождь моросит. Похлюпывая грязной жижицей, держим путь в ближайший гастроном. Надо водки, шампанского купить. Вечером несколько друзей зайдут. Это будет наш свадебный пир.
Нелюбезная старушенция в шерстяном платке — один нос да беззубый рот снаружи — сердито толкает меня в бок:
— Девушка, вы тут не стояли!..
Щедрин в благодушии назидательно отвечает:
— Это не девушка. Это моя жена.
В 1961 году в репертуар Майи Плисецкой добавился балет «Ромео и Джульетта» композитора Прокофьева в постановке Лавровского. Партия Джульетты имела для Плисецкой очень большое значение.
