обвинять сестру в нечестности, пытаясь оправдать своё поражение.
– Да, противный Дрюшка! Это – я! Это я тебя завалила! Ну, что, Гуддини, будешь просить о пощаде?!
– Фиг тебе! – Андрей ёрзал и дёргался, но Люда только усиливала залом руки брата, и он понял, что проиграл.
– А теперь – дискотека! Пам-пам-пам, па-па-ра-ра-ра-ра-ра!
Лежавшему на животе Андрею приходилось туго. Сестра, сидевшая у него на пояснице, лихо подпрыгивала, напевая какую-то мелодию, и одновременно рывками заламывала и без того уже «обезоруженную» руку.
– А-а-а! Не могу больше! Сдаюсь!
– Фигушки!
– Да, сдаю-у-у-у-сь же! – вопил Андрей.
Теперь Люда на все сто была уверенна, что братец не обманывает её. Она прекратила свои издевательства, отпустила руку и, схватив обеими руками Андрея за волосы, спросила:
– Ну, что, Гуддини?! Хорошая из меня ученица получилась? А? Как, там, мама говорит: «Плох тот ученик, который ниже учителя!» – так, что ли?
– Ты – изверг! Фашистка! Инквизиторы тебе платили бы бешеные бабки за твоё искусство!
В голосе Андрея было столько досады! Какая-то девчонка не потратила и пятнадцати секунд на то, что у него никогда не получилось бы!
– Ну ты здорова-а-а! – уже успокаиваясь, похвалил сестру Андрей. – Только смотри, позвоночник мне не сломай!
Чуть привстав, давая брату немного свободы для движения, Люда сказала.
– Давай, Дрюшка, переворачивайся! – и уже «страшным» голосом, добавила. – Ятебя сейчас пытать буду!
Андреем ещё руководило желание отомстить победившей его сестре, и поэтому первой его мыслью было освободиться, воспользовавшись предоставленной свободой. Но, как всегда, победило его отношение к Люде, которое, сколько себя помнил Андрей, всегда было одинаковым – во всём ей уступать, не обижать, защищать, а в последнее время Андрей стал сестру баловать, расшатав, как говорила мама, всё, что было заложено ею, как педагогом.
Но почему-то Андрей всегда относился к Люде, как к человеку более ценному, нежели он сам! Он не раз, анализируя свои поступки, своё к сестре отношение, удивлялся. Ведь никто, никогда, не навязывал ему такого, далеко непедагогического отношения к младшим, а тем более, к члену семьи. Что же руководило им? Но этот вопрос так и оставался для него загадкой!
Осторожно перевернувшись на спину, Андрей хотел, ну, хотя бы успеть схватить Люду за руки, пока она не пустила их в ход, но пальцы сестры уже охватывали шею!
– Приснавайся, русиш швайне! Кде спрятался наглый партизанен? Сколько шителей дерефня ушли в лес с партизанен? – имитируя немецкий акцент, «допрашивала» своего брата Люда.
– А пряник медовый дашь? – подключился к игре Андрей.
– Ты есть – протифный продашный шкура! Ми расстрелять тебья на рассфете! – продолжала Люда, и пальцы её всё крепче и крепче смыкались на шее. Слегка надавив брату на «яблочко», Люда, сделав «зверское» лицо, сказала:
– Или нет, протифный продашный шкурка! Ми не пуд ем тратить патронен на твой жалкий, никчёмный жизнь, ми просто удушать тебья! – она покрепче сдавила Андрею горло и, приблизив своё лицо вплотную, глядя «по-фашистски» прямо в глаза, прошипела:
– Скажешь – «Хайль Гитлер», – отпущу!
– Иди подземным переходом! – прохрипел Андрей.
– Я плёхо слишать, пофтори, что ты там бормотать?
– Ихь бин больной! Отпустите! Милиция! – и Андрей начал вырываться.
Люда, «душившая» брата, стала съезжать с него. Она, немного приподнявшись, хотела сесть снова, но вдруг почувствовала, прямо «там» упирающийся в неё твёрдый предмет.
Она замерла. Руки её моментально стали мокрыми, по телу пробежала дрожь.
Глядя друг другу в глаза, перестав дышать, брат и сестра некоторое время пребывали в таком положении.
Медленно, сделав глубокий вздох и посмотрев в сторону, Люда сказала:
– Я пойду, Андрюшка. Мне… мне надо…
Она осторожно встала и вышла из комнаты.
Посмотрев «туда», Андрей увидел причину бегства сестры и покраснел.
«Что же заставило тебя так подло поступить? – думал Андрей, глядя на рвущийся из штанов член. – Ну, неужели близкое присутствие девочки? Но ведь Люда моя сестра! Люда – моя любимая сестра!
Ему стало стыдно, и он, перевернувшись на живот, уткнулся лицом в ворс ковра, закрыв руками всякий доступ света.
Там, в темноте, вдыхая противную пыль, он впервые осознал, что они с сестрой никогда уже не будут так резвиться! Для них детство уже кончилось! Но он так не хотел! Он хотел, чтобы было как вчера. Чтобы всегда – было вчера! Но он понимал, вчера – это только память о детстве, остаётся только… завтра… То, что может ожидать их завтра, его пугало!
Целый день они с Людой старались не попадаться друг другу на глаза. Это было тяжело. Прожить столько лет рядом и, вдруг, узнать, что теперь что-то нельзя!..
А вечером Люда показала маме страшное кровавое пятно, появившееся в её чистеньких, белых трусиках, и мама научила дочь пользоваться прокладками.
Утром, почти не спавший всю ночь Андрей, выйдя на кухню, спросил маму:
– Как Люда? Как она себя чувствует?
– Конечно же, хорошо! – и немного подумав, добавила, – да ты спросил бы её сам. Ей приятно будет, что ты заботишься о ней. Ведь Мила так привыкла к твоей постоянной заботе. Или ты стесняешься?
– Да нет. Просто…
Мама, обняв сына за талию и взъерошив его волосы свободной рукой, негромко ему сказала:
– Просто она повзрослела. Ты же понимаешь?
Он кивнул и, положив ей на грудь голову, вздохнул.
– Пойди! Она давно уже не спит. Она будет рада тебе! И не вздумай от неё шарахаться как от прокажённой! Понял меня?
– Да мне такое никогда и в голову не придёт! – сказал Андрей и пошёл в комнату сестры.
Подойдя к двери, Андрей на секунду замешкался, но потом, подумав, решил всё же постучать.
– Да? – послышался из-за двери голос Люды.
Андрей вошёл.
– Привет, красавица!
Красиво разбросав по подушке свои пышные волосы, Люда лежала с книгой в руках поверх незастеленной с утра постели.
– Ты чего стучишь? – удивлённо спросила она.
– Ладно, больше не буду, – сказал Андрей, присаживаясь рядом с сестрой. – Как себя чувствуешь?
– Нормально! Только… – она откинула полу халата. – Только вот к этому теперь придётся привыкать. – Вздохнув, Люда добавила, – и как люди с этим живут?!
Не однажды видевший сестру в одних трусиках, Андрей увидел некрасиво вздымавшиеся от находившейся под ними прокладки трусы. Там, где ещё вчера, был симпатичный холмик лобка, теперь торчало что-то жёсткое, чужеродное.
Андрей, аккуратно накрыл «зрелище» полой халатика и, взяв сестру за руку, ободряюще сказал:
– Не переживай, говорят, лет через пятьдесят – само проходит!
Они с Людой засмеялись.
Вдруг, сжав руку брата, Люда спросила:
– Я тебе, наверное, противна?.. – и она, отвернув лицо к стене, закрыла глаза.
