нужно от донора? Может, попытаться соблазнить Тихомирова? Кто о чем, а вшивый – о бане! – одернула я себя. – Успокойся, над коллективом висит грозовая туча, будущее не просматривается, а ты увлекаешься завиральными идеями».
Погруженная в бессмысленный спор с собой, я вышла из задумчивости, когда за окнами показались поля.
– Куда едем?
– Есть одно место уютное, под открытым небом, у озера. Пока еще комаров нет, там очень хорошо. Не возражаешь? – Все та же апатичная, несуетливая манера общения.
– Не поздновато спрашиваешь?
– Ты против? – Дима сбросил скорость.
– Нет, не против, – проворчала я, – если дождя не будет.
– Не будет, – заверил Дима.
Тихомиров изменился не только внешне: складки у рта стали жестче, глаза холоднее, волосы поредели. А вот доброжелательности стало больше – или мне так кажется, потому что он ведет наше (мое) дело?
Я хотела расспросить Диму о жизни, о семье, но решила – никаких вопросов. Захочет рассказать – сам расскажет. Я буду внимательным и отзывчивым слушателем, буду в нужных местах округлять глаза, кивать, вздыхать, поддакивать… Стоп! Опять? О господи, похоже, я не могу себя контролировать! Что, если навыки обольстительницы пустили во мне корни? Вот к чему ведет привычка не пропускать тренировок.
Дмитрий припарковал машину на площадке у входа в кафе.
На заднем дворе одноэтажного небольшого здания, у самой воды обнаружился навес. Под навесом приютилось несколько столиков, обнесенных стилизованным под плетень заборчиком. Вся декорация была исполнена в этническом стиле. Вид на озеро, окруженное камышами и осокой, располагал скорее к романтическому свиданию, чем к разговорам об афере с земельными паями. Жаль, что мы не…
– Что будешь пить? – спросил Дима – официант принес меню и карту вин.
– А ты?
– Я за рулем, а тебе нужно немного коньяку или виски.
– Тогда мартини с грейпфрутовым фрешем.
– А есть ты что будешь?
– Выбери сам.
Дмитрий заказал мясо с грибами, гарнир, салат и грейпфрутовый сок.
Сам разбавил мартини, бросил лед, размешал, подал мне и устремил взгляд на озеро.
– Твое любимое место? – догадалась я.
Молодая осока и камыш шумели на ветру, на поверхности озера играла зыбь, пенилась волна. Не много надо ума, чтобы увидеть: это место и Дима подходили друг другу, сочетались, как джин и тоник, как морской берег и песок, как клубника и шампанское.
– Да, – отстраненно отозвался Дима и погрузился в себя.
Наказание, а не собеседник, – никакого стремления поддержать разговор. Ладно, будем слушать природу.
Терпения мне не занимать – химическая реакция может длиться несколько часов или сотен лет. Например, цианизации или реакция ядерного синтеза. У меня возникло странное чувство, будто я ставлю опыт. Или это Дмитрий Тихомиров ставит опыт? Ну и ну!
Я улыбнулась и выпила.
– Тебе лучше? – отвлекся от созерцания водной глади Дмитрий.
– Мне отлично! Спасибо. Место на самом деле великолепное.
Мы опять замолчали.
Я вспомнила это забытое ощущение неловкости: вот почему мне было так неуютно в присутствии Димы – из-за этого вот фатального молчания. Слишком мы одинаковые…
Принесли заказ.
Я ждала, что Дима скажет что-то приличествующее случаю, поднимет свой стакан с соком за встречу, за промысел Божий, за меня, наконец.
Тихомиров молчал, как глухонемой, неуютная пауза затягивалась, и я опять присосалась к спасительному мартини – на трезвую голову мне этого не выдержать. Странный тип. Если тебе не о чем говорить с женщиной, зачем приглашать ее в ресторан?
Наконец в голове возникла приятная легкость, Дмитрий уже не смущал меня упорным молчанием.
– Ты не изменилась, – разлепил губы Дима.
– Ты тоже не изменился, – усмехнулась я.
– К сожалению.
– Почему – к сожалению?
– Потому что меня по-прежнему тянет к тебе.
Я замерла с куском во рту.
– Удивлена? – продолжал Тихомиров. – Я никогда не умел говорить о чувствах, не то что… Переверзев.
Я нахмурилась и с грустью подумала: «Уж лучше бы ты молчал».
– Давай не будем ворошить прошлое, – предложила я, – все равно ничего не изменишь – Степка погиб.
– Погиб? – вскинул брови следователь. Первая живая эмоция за все время.
– Да, недавно узнала.
– Жаль. А насчет того, что нельзя изменить, – не совсем так. Можно, если…
Тихомиров опять замолчал! Издевательство какое-то!
– Что – если? – не выдержала я и сразу пожалела. Как можно вмешиваться в химический процесс?
– Если у тебя никого нет.
– Давай начнем с тебя.
У меня хватило ума притушить взгляд, чтобы следователь не поймал меня на месте преступления: вдруг безумно, до дрожи захотелось, чтобы у Тихомирова никого не было. Никогда. Чтобы все пятнадцать лет Дима помнил и любил только меня.
Желание было столь глупым, что я растерялась. Черт возьми, что это со мной? Что происходит?
Рассказ Тихомирова о событиях тринадцати прошедших после нашей последней встречи лет не занял минуты:
– После института работал в милиции, шесть лет назад перевели в прокуратуру. Был женат, развелся. Уже два года один. А ты?
Я взяла за образец Димину краткость:
– Я жила с мамой, год назад мама умерла.
Слава богу, Дима не нацепил маску скорби и не произнес ничего типа «мне жаль, извини». Он сразу перешел к итоговой части:
– Ты одна?
– Да, одна.
– Хранишь верность Переверзеву?
Мне очень хотелось обидеться, но мартини заблокировал какие-то центры, отвечающие за обиду и уязвленное самолюбие. Я покачала одурманенной головой и вдруг негромко пропела:
– Послушай, о, как это было давно! Такое же море и то же вино, – оборвала романс так же внезапно, как начала, звук растаял над озером.
Диму проняло. Еще бы! Петуховы – чего еще ждать от такой фамилии? – славились голосами и всегда были запевалами.
– Здорово!
Я уронила голову на грудь, изобразила поклон.
Опять установилось молчание, каждый плавал в собственных мыслях, как во фритюре, покрываясь корочкой отчужденности. Первой опять не выдержала я, подняла стакан с мартини:
– За встречу.
Сказала и поморщилась – прозвучало многозначительно, вроде я питаю на эту встречу какие-то
