Паникующие личности обычно возвращаются в себя, когда называют имя и фамилию, – только не Дашка.
– Успокойтесь, пьяный не изнасилует, – попытался вразумить подругу Тихомиров, но только подлил масла в огонь.
– Много вы знаете! – Дашка на секунду сбилась, но пересилила стыдливость и выпалила: – У него эрекция!
– Откуда известно? – Тихомирову требовалась доказательная база.
– Он, знаете ли, в трусах ходит по двору!
Дашка была человеком крайностей, нечего удивляться, что мужчину подруга представляла только с эрекцией. А уж раздетого и подавно.
– Он разделся при вас?
– Нет, он уже был раздетым, когда мы пришли.
– Зачем вы пошли к соседу?
– Он разбивал машину кувалдой, а теперь точно изнасилует Витьку, Витька залетит, как ящерица, а ей нельзя делать аборт, потому что возраст и она хочет ребенка! – без остановки несла Дарья.
Как потом утверждала сама Дашка, следователя Тихомирова подтолкнули к решительным действиям именно мои намерения, а не намерения насильника.
– Я еду, – отозвался Дмитрий.
Тихомиров немного опоздал: к его приезду я уже катапультировалась из окна.
Жорку накрыло окончательно. Он решил меня связать.
Признаюсь, довольно неприятно наблюдать, как пьяный мужчина готовит веревку для того, чтобы обездвижить тебя, как курицу или козу.
Я представляла себя именно курицей. Коз у нас дома никогда не было, а связанных кур я повидала достаточно за свою жизнь и отлично представляла, во что превращусь, если Жорка меня свяжет, – в стреноженную глупую курицу.
Жорка смотрел мерцающим взглядом, связывал мне руки, а я в очередной раз подумала: «Хорошо, что мой план обольщения сорвался! Откуда я знаю, как ведет себя Француз, когда напьется?»
Жорка стянул мне запястья, но веревки, на мое счастье, не хватило, и насильник удалился в кладовку за дополнительными подручными средствами.
Пока сосед искал, чем меня связать, я взобралась на подоконник и со связанными руками (то еще занятие!) стала дергать защелки на рамах.
Шум привлек Жорку, он припустил на кухню. Услышав его шаги, я дернула из последних сил шпингалет и выпала во двор, с небольшим опозданием обнаружив, что рамы открываются наружу, а не внутрь, как во всех нормальных домах.
Но все окончилось более или менее благополучно, не считая вывиха ступни и нескольких царапин на лице и руках.
Жорку увезли в наркологию, попутно выяснив, что водкой этот придурок запивал виагру, то есть намерения у мужчины были самые серьезные.
Тихомиров разыскал меня в дровах под окном, отрыл из-под обрушившейся поленницы и отнес домой – ради одного этого стоило оказаться в заложниках и подвергнуться насилию.
Не знаю, что тут сработало: больная нога или Дашкины откровения, но Тихомиров взялся меня опекать.
Начал он с того, что отвез меня в хирургию, где, пользуясь служебным положением (беззастенчиво размахивал корочкой), вынудил доктора наложить мне гипс, хотя это было вовсе не обязательно, достаточно было тугой повязки.
На ночь Тихомиров остался в моем доме, обнаружив незаурядные способности медбрата – дважды за ночь будил и интересовался, хочу я в туалет или нет. Очевидно, Дима собирался носить меня на горшок на руках.
Триш фыркал, вскакивал и прятался от Тихомирова под кровать, а я в ужасе отрицала потребность в мочеиспускании как таковом.
Утром, когда Дима уехал на службу, я испытала огромное облегчение оттого, что могу, сколько хочется, сидеть на унитазе, лежать в ванной (пристроив загипсованную ногу на бортик), оставаться весь день в пижаме, наконец, наплевать на свой внешний вид, улечься на диван с книжкой в руках и перечитывать сцену соблазнения Рэя.
Днем Дмитрий звонил, справлялся о здоровье, вечером припер (иначе не скажешь) три свежие пиццы, какие-то сложнонавороченные салаты из ресторана и комплекс витаминов, рекомендуемых при костных травмах.
Оглядев подношения, я включила рациональное начало:
– Дима, ты берешь взятки?
– Почему это? – растерялся Тихомиров.
Я прощупала следователя взглядом:
– Откуда деньги на все эти роскошества?
– Брось, Витюша, – Дима потряс пузырьком с витаминами, – это тебе для укрепления связок, остальное – чтобы скрасить твою жизнь.
В Дашке тоже открылась духовная потребность служения ближнему, и она принялась таскать пироги собственного производства. Правда, Дарьины пироги мне в горло не лезли, поскольку каждый кусок подруга сопровождала комплиментом Тихомирову и угрозой-оскорблением в мой адрес. Ну, еще потому, что в Дашке неожиданно обнаружилась соперница:
– Какой мужчина! М-м-м! Я возьмусь за него. Ты ящерица, ты его все равно не оценишь.
Дашка всеми правдами и неправдами задерживалась у меня, чтобы столкнуться с Тихомировым.
– Дарья, – выпроваживала я подругу, – иди корми семью.
Не тут-то было.
– Не маленькие, сами поедят. Я и так избаловала их.
– Ты в ответе за тех, кого избаловала. Как это называется? Развратила и бросила? Иди к детям. Я справлюсь сама.
– А Дима приехать обещал?
– Обещал, поезжай домой!
Дашка не брезговала примитивной ложью:
– Открою калитку, впущу человека и уеду.
Ни разу! Дарья ни разу не уехала домой, впустив Тихомирова! Наоборот.
Подруга крутила задом, открывала в улыбке все коренные зубы, загоняла Тихомирова в угол вопросом:
– Димочка, ты поможешь мне на кухне?
Одета Вахрушева была соответственно: на ней был прозрачный сарафан, под которым светилось белье секс-дивы – не Дарья, а дьяволица какая-то!
Дима растерянно хлопал глазами, краснел и беспомощно озирался в поисках защиты. А чем можно защититься от черта в юбке? Только молитвой!
«Фу, что ж это делается, – злилась я, – ну, Дашка, встану на ноги – берегись».
– Даш, – выдавливала я подругу из дома, – не надо ничего делать! Мы сами. Не порть нам с Димой удовольствие от совместного труда! Правда, Дим?
– Ничего, мне совсем не трудно, – елейным голоском заверяла Вахрушева.
В конце концов пришлось идти на крайние меры – обнародовать компрометирующие факты Дашкиной биографии:
– Поезжай домой, тебя муж и дети ждут!
Дашка готова была меня убить.
Дмитрий закрыл за подругой калитку, вернулся, пряча улыбку, и заступил на вахту у плиты.
В книжках по психологии я читала, что легкая (не роковая) болезнь может привязать мужчину к женщине. Честно говорю: я в это не верила.
Однако Тихомиров, именно как привязанный, несся после работы ко мне, кормил ужином, не давал мне
