сердечный приступ – Квасов научился распознавать это состояние.
Вытирая пот с лица, открыл холодильник, глотнул водки прямо из горлышка, не чувствуя вкуса. Хотел выпить еще, но передумал.
Есть не хотелось, но Антон привык думать о еде как об антидепрессанте.
Постояв над открытым холодильником, пошарил взглядом по полкам: небогато, небогато…
Непритязательным Квасова назвать было нельзя, но готовить себе одному – увольте. Это уже культ себя, любимого, или еды – одно из двух.
Пару раз в месяц Антон варил себе борщ и считал себя жутко хозяйственным.
Весь период между борщами – как сейчас, питался полуфабрикатами, яичницей и омлетами во всевозможных вариантах: с помидорами, с сыром, с грибами, с зеленым горошком, с зеленью, с луком, с кабачками, с ветчиной, колбасой или салом, вызывая удивление окружающих. Не столько разнообразием омлетов, сколько отсутствием аллергии на них.
В данный момент завязываться с овощами было лень.
Антон выловил из пакета и разрезал вдоль ядреный бочковой огурчик, предусмотрительно купленный после дежурства в соседнем круглосуточном магазине. Батон сырокопченой колбасы нарубил неинтеллигентными кружками и в раздумье оглядел закуску.
Чего-то не хватало.
Не хватало лука.
Поставил на газ сковороду, порезал сало, нашинковал лук.
Простые повседневные действия понемногу успокоили, водка сделала свое дело, выключила активированный видением участок памяти, сердце постепенно возвращалось на место. Квасов сделал глубокий вздох: инвалид в тридцать пять лет, твою дивизию.
После второй командировки в горы Квасов попал на ускоренные курсы реабилитации по возвращению участников боевых действий к обычной жизни (они так это называют). Врач-психиатр – очаровательная молодая женщина, кандидат наук, на самом деле хотела помочь, просто у нее не было на это времени.
Так вот, докторша описала симптомы во всех подробностях и предупредила о возможных конфликтах с окружающими. Квасов еще тогда понял, что он больной на всю голову социопат. Ну и старался не разочаровывать цивилов…
Антон разжарил сало, разбил яйца и вооружился вилкой. Ел он исключительно со сковороды, презирая тарелки. Презрение относилось не столько к самим тарелкам, сколько к их мытью.
Когда бесформенные яичные лужи приобрели очертания добропорядочной глазуньи, в дверь позвонили.
Чертыхнувшись, Квасов крутанул газовую ручку и заковылял в прихожую, тайно надеясь, что ошиблись номером квартиры или за порогом окажется Саня с пивом и креветками. Креветки и пиво были бы очень кстати. Положа руку на сердце, Саня тоже был бы кстати.
Не повезло: нелегкая принесла эту чуму с девятого этажа – мать троих детей, будь оно все неладно.
– Здравствуй, Антон. – Симка осеклась, разглядев горящие голодным блеском глаза и вилку в руке соседа. Заготовленная ослепительная улыбка полиняла: сейчас этот людоед разделает на куски ее скромную плоть, дождется ночи и съест. Хотя нет. Вряд ли станет ждать ночи – вон глазищи какие заведенные.
– Привет, – буркнул Квасов, всем своим видом внушая гостье мысль, что она явилась не вовремя.
– Ты занят?
– Занят.
– Просто… – Симка с ужасом поняла, что забыла, зачем пришла к соседу. При одном взгляде на зверскую физиономию у кого угодно отказала бы память.
– Что? – недовольно поторопил Квасов, высматривая в соседке признаки демонизма. Не просто так повадилась, ох не просто…
Симка состроила трогательно-невинную физиономию, которую наверняка слизала у Мани, и прижалась задом к двери, укрепляясь в мысли, что напрасно она сунулась к соседу без милицейского наряда или бригады психоневрологического отделения.
– Мы это… мы с теткой приглашаем тебя с нами встречать Новый год, – вспомнила, к обоюдному облегчению, Симка.
Выражение лица Квасова изменилось: теперь он внимательно смотрел на Серафиму и явно размышлял о чем-то своем. Соображал, как быстрее и гуманнее умертвить жертву?
Симка принюхалась – откуда-то явственно тянуло дымом. Неужели костер разложил?
Из слежавшихся пластов памяти всплыл легкомысленный мотивчик с обнадеживающими стишками: «…и каждую пятницу, лишь солнце закатится, кого-то жуют под бананом…» Перед глазами у Симки промелькнула вся жизнь.
– По-моему, что-то горит, – пролепетала помертвевшая мать троих детей.
– Епэрэсэтэ. – Квасов, припадая на левую ногу, рванул на кухню.
Ну, точно: вместо того чтобы перекрыть газ, он максимально усилил пламя – не в ту сторону повернул ручку.
Антон схватил с плиты и с ненавистью швырнул сковороду в мойку, после чего распахнул балконную дверь. Подхваченный сквозняком сизый столб едкого дыма неохотно пополз к свету.
Душевный межсобойчик в компании ста наркомовских граммов, глазуньи на сале, соленого огурца и колбаски – все пошло прахом из-за этой… ведьмы, поколебавшись, определился Квасов. Ведьма-альбинос. Ошибка природы.
Квасов с отвращением смотрел на последствия разыгравшейся трагедии – чадящие трупики, бывшие еще несколько минут назад яичницей.
– Тебе помощь нужна? – Придушенный голос виновницы облома раздался за спиной.
– Обойдусь, – буркнул Квасов.
– Ой, так это яичница сгорела?
– Какая ты догадливая, – съязвил Антон и повернулся к соседке спиной.
Спина красноречиво говорила: аудиенция окончена.
Обращаясь к этой упрямой спине, Симка затараторила:
– В общем, приходи к нам на Новый год. Нет, ну если у тебя есть компания, то, конечно, приглашение отменяется, все-таки дети и все такое. Наверное, – с нарастающей скоростью несла Симка, – мы тебе уже и так надоели.
Динка еще маленькая, с ней не попразднуешь, одно беспокойство, я понимаю. Особенно с непривычки. Но если ты тоже один – приходи, вместе все-таки веселее. Новый год, как-никак. Мы с теткой пельменей уже налепили и заморозили, салатов разных наделаем. Что ты любишь? Могу приготовить. Хоть сейчас.
Симка выдохлась и замолчала, покорно ожидая своей участи.
Квасов не реагировал. Такой темп речи – запредельный – выключал какие-то центры в голове, Антон успел только выхватить из потока знакомые слова «пельмени» и «салаты». В свете сгоревшей яичницы они звучали как издевательство.
Квасов с досадой швырнул сковороду в мусорное ведро.
Симка подпрыгнула:
– Ты что? Зачем? – Опытный глаз хозяйки определил, что сковорода еще послужит.
Антон не без злорадства наблюдал, как соседка, засучив рукава дорогого джемпера из тонкой шерсти неопределенного не то коричнево-розового, не то розово-коричневого цвета, принялась реанимировать сковороду.
Антон потерял интерес к яичнице, сейчас его больше занимало другое:
– У тебя есть Интернет?
– Интернет? – растерялась Сима. – Есть, конечно.
– А ты романы, случайно, не сочиняешь?
Окончательно сбитая с толку, Симка захлопала глазами:
– Романы?
