либо чадящие тем самым смолянистым дымом со сладковатым запахом горелого человеческого мяса.
Курт запомнил этот запах на всю жизнь, после того как на первом курсе их класс привели на Поле Еретиков, где сжигали колдуна. Учеников поставили в первый ряд, прямо у огня, и мальчишки хорошо рассмотрели, как корчился и визжал в пламени приговоренный. И запах тоже усвоили – приторный, вызывающий горчинку на языке. А для закрепления в памяти весь класс высекли так, что сидеть потом было очень и очень больно долгое время. Согласно обычаям Тевтонии…
Вальдхайм вывалился из катера и ухватил пробегающего мимо кнехта с огнетушителем в руках.
– Где офицеры?
– Там, господин… – Шрехт замялся, не в силах определить звание человека в неизвестной пятнистой форме. Махнул рукой на самый большой столб дыма: это горело топливохранилище. – Все собрались возле привода Небесной Нити, господин!
– Свободен.
Курт подхватился, рванул что было сил в указанном направлении. Несколько минут сумасшедшего бега, когда глаза фиксируют распростертые тела убитых, иногда целых, а иногда в виде отдельных кусков. Стонущие раненые, кое-где из-под развалин доносились вопли и стоны, мольбы о помощи. Тевтонская основательность на этот раз вышла боком для гарнизона – строения из литого камня превращались в щебень и заваливали тех, кто находился в них…
Наконец, перепрыгнув через небольшую воронку, Курт миновал дым и огонь и увидел командование базы, впрочем, очень сильно поредевшее. Кое-кто уже светил наспех наложенными, пропитанными кровью повязками, некоторые имели иммобилизирующие шины на конечностях. Двое или трое сидели в инвалидных колясках. Но офицеров было мало. Крайне мало. Человек пятьдесят. А до нападения – почти тысяча офицеров и около пятидесяти тысяч кнехтов! Неужели все погибли? И где пятнистая форма ягд- команды?! Парень взглядом выхватил знакомую фигуру Брата Олдржиха, командира базы, подбежал, отдал честь.
– Господин командующий, гауптман Курт фон Вальдхайм прибыл из разведки. База противника обнаружена. Во время поиска весь личный состав разведгруппы погиб…
Брат, высокий крепкий мужчина, устало отмахнулся.
– Оставьте, господин Вальдхайм. Ни к чему. Сами видите… – Обвел рукой картину полного разгрома. Затем вздохнул, сплюнул какой-то мокрый сгусток на щебень, вытер рот. – Вы хоть уцелели. А ваша ягд- команда… – Опустил голову. – Прямое попадание. Как будто стерли с лица земли!
Курт вздрогнул – как же так?! Да нет, это невероятная ошибка или очень неудачная шутка! Чтобы асы разведки, мастера, которых всего-то двадцать пять человек на всю Новую Тевтонию, и вдруг полегли так глупо и бездарно?! Не верю! Видимо, последние слова он произнес вслух, потому что все вокруг обернулись и взглянули на него. Даже раненые в колясках, и те пошевелились. Олдржих покраснел, но все же сдержался.
– Я понимаю, что вы особые… – подчеркнул последнее слово, – …но это не дает вам права подвергать сомнению слова полноправного Брата Ордена[16], гауптман!
– Простите, господин командующий! Я не хотел вас обидеть, никоим образом… Но я не могу поверить в столь нелепую гибель таких людей!
Олдржих знаком подозвал одного из стоящих неподалеку рядовых.
– Покажи господину офицеру их казарму.
Кнехт отдал честь, слегка поклонился.
– Прошу следовать за мной, господин гауптман…
– Началось все часов восемь назад. Шла большая туча с севера. Обычная такая. Медленно шла. А когда оказалась над базой, из нее и посыпались… – Рядовой сглотнул. – Бомбы и ракеты. И началось! Я такого никогда не видел, господин офицер. Точно по целям – словно ими управляли. И мощные, просто ужас! Вначале – по казармам, учреждениям, складам. Самые большие. Как рванет одна, так сразу – воронка. Потом – мелочь. Но будто ливень стальной. И рвутся на шарики. В воздухе. Прямо – свинцовый дождь. Кто уцелел, да из укрытий повыскакивал – наповал. Мокрое решето. А под конец – «зажигалки»… Даже дышать тяжело стало. Весь воздух выгорел… А в вашу казарму – самая первая фугаска легла. Там вообще… Стекло.
Они пробирались между развалин, и с каждым шагом Курт понимал, что Брат-командующий его не обманул. Судя по словам кнехта, вообще чудо, что кто-то уцелел.
– Станцию дальней связи – в клочки. На радарных постах даже антенны расплавились…
– А что со складами? – перебил Вальдхайм. Те были спрятаны глубоко под землей, и в принципе могли уцелеть.
– Продуктовые остались. Несколько с техникой. Есть и боеприпасы. Гораздо хуже с топливом и оружием. Личное вооружение и защита хранятся в казармах, как вы знаете. Они-то больше всего и пострадали.
– А орбитальный лифт цел?
– Пока цел. И даже – не сильно пострадал. Словно его специально щадили…
– Слушай. И что, радарная и служба оповещения даже ничего и не заметили? Не было никакого сигнала тревоги, предупреждения?
– Я сам оператор, господин офицер, но признаюсь вам, как на исповеди: экран был абсолютно чист! Клянусь Христом-Спасителем!
– Верю, солдат… Я сам с подобным столкнулся… Ты не поверишь, но… – И замер, проглотив окончание фразы. На месте жилого блока, где прежде размещалась ягд-команда, была огромная воронка с оплавленным гребнем.
Молодой человек опустился прямо на выжженную землю и долго сидел, глядя на братскую могилу. Рядовой что-то говорил, пытался даже его растормошить, но – бесполезно. Курт сидел неподвижно, словно окаменел. После у него в руках оказалась фляга с дешевым солдатским шнапсом, и он пил прямо из горлышка, сплевывая тягучую вязкую слюну и не закусывая. Как воду. Погибли все. И ветеран, командир спецгруппы Готфрид цу Лансдорф, так любивший хвастаться своим сыном, учащимся Академии, и весельчак и юморист Пауль Хаузер, по прозвищу Пуля. Полегли все, превратившись в один миг в горстку пепла, развеянного по ветру адской силой. Те, с кем Вальдхайм прослужил два года, с кем сроднился, кто сделал из неопытного юнца, на которого неизвестно почему пал выбор их генерал-фельдмаршала, матерого и страшного бойца…
Курт очнулся совсем в другом месте – возле импровизированного медпункта под открытым небом. Как он сюда попал или кто-то его привел, в памяти не отложилось. Только пустая фляга в руке да солдатское одеяло, наброшенное на плечи. Немного побаливала голова – наверное, с похмелья, поскольку из фляжки уже совсем слабо тянуло выветрившимся сивушным запахом.
Пошарил за погоном, вытащил форменную пятнистую «гансовку» с длинным козырьком, пригладил ладонью короткий ежик волос, надел, рефлекторно проверив ребром ладони, по центру ли находится раскинувший крылья стилизованный орел. Его награды были сданы, как и положено при выходе в поиск, в штаб базы. А высший знак отличия Ордена, Черный Крест, хранился дома. Да и не принято было среди членов ягд-команды кичиться своими орденами и медалями, которых у каждого было по вагону и маленькой тележке. Курт подтянул портупею из толстой натуральной кожи, проверил наличие тесака и пистолета – все на месте. Поднялся, поймал пробегающего мимо в залитом кровью зеленом халате санитара:
– Где Брат Олдржих?
– Возле лифта, господин гауптман!
– Свободен.
И вышел на уже немного прибранную аллею, ведущую к приемному блоку Небесной Нити…
Пожары в разгромленном городке уже потушили. Почти. Только горючее еще пылало, выбрасывая из вентиляционных отверстий снопы пламени. Наверное, из-за повреждений при бомбежке отказала система автоматического пожаротушения. Солдаты уже не бегали беспорядочно, а перемещались небольшими группами, выполняя поставленные офицерами задачи.
Курт вышел к причальному отсеку. Возле него был разбит палаточный лагерь. У самого большого
