шатра стояли часовые, при виде Вальдхайма вытянувшиеся во фронт. Он отдал им честь и вошел в освещенную аварийными светильниками палатку, мгновенно просканировав взглядом обстановку. Над извлеченными из-под развалин, чудом уцелевшими раухерами склонились спины капралов и рядовых. Несколько офицеров что-то обсуждали, стоя возле голографической картинки окрестностей базы. К ним Курт и направился.
– Гауптман фон Вальдхайм. Готов к продолжению службы в качестве полевого офицера до получения указаний из вышестоящего Штаба.
Старший по званию среди присутствующих обернулся, смерил парня взглядом. Буркнул:
– Внешне немного помят, но в дело сгодится. Вернер фон Дитц. Командир шестого полка тяжелой пехоты.
– Седьмой номер ягд-команды. Прозвище – Дестроер.
– О!
Кличку в подразделении Курт заработал такую, что говорила сама за себя. Да и продвинулся за год очень прилично, начав с последнего номера, и став седьмым всего за год.
– Тогда вам и карты в руки. Значит, вы – универсал? Знакомы с тяжелой техникой?
– В Академии довелось водить танки, броневики, но специализация – канонир космофлота.
– А как же угодили в ягд-команду?! – непритворно удивились все.
Кривая ухмылка преобразила лицо тевтона:
– Пути Господни неисповедимы. Я единственный уцелел при разгроме форта номер семь полтора года назад.
Молча покивали – о каждой из подобных трагедий знали все.
– Ладно, гауптман. Нам удалось вывести из ангаров четыре «Левиафана». Но с экипажами, а тем паче с командирами этих машин у нас крайне тяжело. Их просто нет. А вы знаете, что специфика управления у наших «малюток» особая. Предлагаю вам занять место вожака одного из них.
– Слушаюсь! Где я могу найти танк и побеседовать с экипажем?
– Они с той стороны причала. Номер машины – девять.
– А что с остальными танками?
– Увы. Обвал повредил орудия, подвеску, двигатели. Они небоеспособны. На месте узнаете в подробностях.
– Ясно. А где Брат Олдржих?
– Командир базы отдыхает. Шутка ли – получил осколок в бок, да еще полтора суток на ногах. Завтра, точнее, уже сегодня утром увидите. И еще, гауптман…
– Да? – Курт замер в дверях палатки, обернулся, вопросительно глядя на фон Дитца. Тот чуть помедлил, потом все же нехотя произнес:
– Похоже, что завтра у нас будет жаркий день. Причальная станция передала, что их атакуют неизвестные корабли невообразимых размеров, затем вся связь с космосом прервалась. А сейчас наши операторы фиксируют множественные объекты на орбите, заходящие на посадку за ближайшим горным хребтом.
– Это в сотне миль от нас. Знакомые места… Понятно, господин командир полка. И… Благодарю за информацию!..
«Левиафан» – тяжелый танк Ордена. Четыре гусеницы. Попарно с каждой стороны. Высокая надстройка, в которой мощное длинноствольное пятнадцатилинейное орудие с автоматической системой заряжания. Массивная толстая броня, с давних времен критерием проверки которой служила пушка собственного носителя. Если она не могла пробить образец бронеплиты, значит, признавалась годной для машины. Мощность двигателя, работающего на литиевой пасте, была практически неограниченна. Неведомо почему, она измерялась в лошадиных силах. Естественно, гипотетически усредненных. Так вот табуна, упрятанного в корме, хватало, чтобы тащить военный агрегат весом под сотню берковцев со скоростью семьдесят лиг в час по самой пересеченной местности. Кроме пушки на танке имелось и несколько других приспособлений для войны: крупнокалиберные пулеметы и пара других штучек, предназначенных для более успешного уничтожения ближнего своего.
Единственный недостаток машины – дороговизна. Орден не мог позволить себе больше четырехсот «Левиафанов» на все государство. Причем почти сотня из них находилась на Фобосе. А в нужный час оказалось в строю всего лишь четыре… Потери среди личного состава и техники оказались неизмеримыми. Неоправданно большими. И это – от ракетного обстрела с бомбежкой! Что же будет, когда в действие вступят сухопутные силы? Армады невидимок, к примеру? Как от них защищаться? Хотя, как понял Вальдхайм, те могут оставаться невидимыми только при полной неподвижности. Если противник начинает шевелиться, в воздухе возникает рябь.
Хорошо, что Курта специально тренировали обращать внимание и фиксировать любые мелочи, а благодаря особым навыкам, которым его обучал по секрету от всех покойный Кугель, юноша оказался способен засечь призрака. Ну а простые солдаты?..
Приборы тепловидения смогут помочь, интересно? Впрочем, пожалуй, смогут. Если, конечно, чужаки не притащат с собой вуку-вуку, которые обесточат всю интеллектронику и высосут энергию из питающих систем. Это просто счастье, что главный реактор упрятан в целях безопасности слишком глубоко под землей, и ни одна ракета до него не достанет. Иначе после захвата причала, когда враги отключили подачу энергии с орбиты, база осталась бы совершенно беззащитной. Не действовала бы система противовоздушной обороны, хотя при налете она себя абсолютно не оправдала. Ни силовое поле, ни орудия непосредственной обороны. А самое главное – големы охраны. Их хоть и побило осколками, а кое-какие из машин угодили и под прямое попадание, большинство все же оставалось в строю. А это уже обнадеживало.
Курт не привык доверять пехоте, пусть кнехты и зарекомендовали себя неплохими солдатами. Но как они поведут себя, оказавшись в настоящем бою? Впрочем, утром все выяснится…
Ему досталась командирская модификация серийной машины – «Левиафан-2». До предела автоматизированный агрегат. С единственным членом экипажа – им самим. В обычных танках внутри было по два человека – водитель и стрелок. Курт же мог управлять машиной и вести стрельбу одновременно. Та подчинялась голосовым командам. Проверив доставшееся ему чудо тевтонских технологий и убедившись, что оно полностью исправно, снаряжено и готово к бою, Вальдхайм приступил к осмотру остальных танков своего нового подразделения.
Первое – экипажи. Впрочем, их внешний вид обнадеживал. Среднего возраста, коренастые, крепкие шрехты, отслужившие уже по два-три пятилетних контракта. Опытные танкисты. Во всяком случае, танки они знали «от» и «до». Но в настоящем бою, естественно, не участвовали. Да и с кем воевать-то? Последнее восстание аборигенов на Тевтонии подавили с помощью големов. А на Фобосе танки в бой не пускали: на базу негеры не нападали, а в форты отдельные машины не посылали. Слишком они были дорогими, чтобы терять их без объяснения причин. Так, учения, маневры, марш-броски, учебные стрельбы.
И это было плохо. Можно ли воспитать и обучить идеального солдата в тепличных условиях полигонов и тренажеров? Конечно нет. Как ни моделируй самую достоверную виртуальную реальность, как ни увеличивай эффект присутствия, внутри солдата, находящегося в голотанке, всегда сидит подсознательно знание того, что, несмотря на удары нейрокостюма, опять же моделирующего поражение машины или ранение, стоит ученику выйти из тренажера, как он вновь станет живым и здоровым, не имеющим ни царапины.
Настоящий же бой – совсем другое дело. В нем стреляешь и попадаешь, при удаче или навыке, естественно, не только ты, но и, самое главное – в тебя. Убивают – по-настоящему! И если пуля или осколок попадает в тебя, то течет не бутафорская, а самая натуральная кровь. Твоя собственная! И до медпункта могут не всегда доставить вовремя. А даже если и притащат, врач, бегло осмотрев твое прошитое насквозь тело, бессильно разведет руками, не имея возможности вытащить тебя с того света. Да, оторванная конечность навсегда останется таковой, и никакое противошоковое снадобье не спасет от жуткой боли и последнего вздоха. И грохот разрывов, и свист пуль, и верещание осколков – реально несут смерть.
