История веры и религиозных идей. Том 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства

Немного позже, когда во II Пунической войне на карту было поставлено существование римского государства, произошли глубокие перемены и в религии. Рим обратился ко всем богам: уже некогда было выбирать, какой бог лучше. Гаруспики и 'Сивиллины книги' показывали: причины военного разгрома кроются в нарушениях ритуального порядка. По указаниям 'Сивиллиных книг', Сенат обнародовал спасительные меры: жертвоприношения — даже человеческие, люстрации, новые церемонии и шествия. Поражение при Каннах в 216 г., к тому же усугубившееся грозными знамениями и кощунственным блудодеянием двух весталок, заставили Сенат послать Фабия Пиктора на совет к оракулу в Дельфы. Тем временем в Риме по предписанию 'Сивиллиных книг' приносились человеческие жертвы: были заживо погребены грек и гречанка, а также галл и его соплеменница (Тит Ливий, XXII, 57, 6).[247] Это была, вероятно, дань архаическому обряду 'смерть как творение'.[248][249]

Наконец, прибл. в 205–204 гг. до н. э., во имя грядущей победы над Ганнибалом, следуя предписаниям 'Сивиллиных книг', Рим ввел в свой пантеон первое божество азиатского происхождения — Кибелу, Великую Мать из Пессинунта (Тит Ливий, XXIX, 10 и далее). Эскадра римских кораблей перевезла в Рим из Пергама черный метеоритный камень — символ этой богини. Встреченный в Остии лучшими людьми города, символ Кибелы был установлен в храме ее имени на Палатине.[250] Однако оргиастический характер этого культа и, в первую очередь, присутствие жрецов-евнухов открыто противоречил строгим нравам римлян. Сенат незамедлительно регламентировал обряды культа Кибелы: жертвоприношения разрешались строго в пределах храма — исключением было ежегодное шествие с черным камнем к купальне; анатолийский ритуал жертвоприношений у римлян запретили; культ отправляли жрец, жрица и несколько младших служителей — но ни в коем случае не римляне или их рабы. Официальный римский культ богини находился под надзором городского претора.

Ок. 204 г. до н. э. Сенат все-таки дал согласие на организацию общины первого азиатского божества, объединившего почти исключительно патрициев; торжества в честь Кибелы ограничивались исключительно пиршествами. Итак, включение Кибелы в пантеон римских богов было делом рук аристократии: патриции считали, что Рим призван играть ведущую роль и на Востоке. Однако присутствие Кибелы в религии римлян не привело к развитию этой политической идеи, и обогащение Рима восточными культами произошло столетием позже: после II Пунической войны азиатские божества стали, разумеется, вдвойне привлекательны для разрушенного и страдающего Рима. И здесь на первый план выходит традиционная римская раздвоенность: нежелание допустить засилье иноземных божеств и одновременно страх потерять их расположение.[251] Пришлось, однако, учитывать последствия и двух войн, и блестящей победы. Население Рима пополнили многочисленные беженцы из разных районов Италии и иноземные рабы; кроме того, часть населения стала постепенно отходить от традиционной религии. Начиная с IV в. до н. э., в Риме, как и во всем Средиземноморье, росла потребность в личном религиозном опыте. Такой опыт был доступен только в закрытых молельных или в 'религиях мистерий', т. е. в запретных собраниях, скрывающихся от государственного надзора. Именно по этой причине Сенат ранее воспретил участие римских граждан и даже их рабов в анатолийском культе Кибелы.

Прибл. в 186 г. до н. э. власти Рима с удивлением и негодованием обнаружили в городе разгул вакханалий, ночных 'оргиастических мистерий'. Уже давно — co времен эллинизма — в Средиземноморье хорошо знали культ Дионисия (см. § 206), а после римского завоевания Великой Греции эзотерические общества мистов стали быстро возникать на полуострове, особенно в Кампании: именно оттуда родом была ясновидящая жрица, передавшая Риму тайный культ, измененный по ее указаниям и содержащий некоторые обряды мистериального толка. После ее изобличения и публичного заявления консула расследование выявило масштабы и оргиастический характер этого культа. Адептов — их оказалось свыше семи тысяч — обвинили в причастности к гнусным нарушениям порядка: они, мол, не только дали клятву хранить преступное молчание о своих занятиях, но и занимались педерастией, замышляли убийства с целью грабежа и т. д. По описанию Тита Ливия (XXXIX, 13, 12), во время оргий 'мужчины, как безумцы, раскачивались всем телом и твердили пророчества'; женщины же — 'с распущенными на манер вакханок волосами' — неслись к Тибру, 'размахивая горящими факелами', окунали их в воду и вынимали все равно горящими, потому что те были начинены серой и известью'.[252]

Некоторые из этих обвинений напоминали клише более позднего времени, характерные для процессов против ереси и ведьм. Скорость и беспощадность суда, жестокость наказаний — несколько тысяч казней по всей стране — выдают политический подтекст этого судилища: власти боятся тайных обществ, опасаясь заговоров с целью государственного переворота. С вакхическим культом, разумеется, не покончили, но был наложен запрет на участие в нем римских граждан. На проведение любой вакхической церемонии — числом не более пяти участников — отныне выдается специальное разрешение Ceнатa. Все культовые постройки были снесены, уничтожены предметы культа, кроме тех, которые имели 'хоть какой-то знак святости'.

Эти панические меры показали всем, насколько подозрителен был Сенат к любым религиозным организациям, ускользнувшим от его ока. Раз и навсегда был принят закон Сената, Senatus Consultum, о запрете вакханалий, три века спустя он все еще служил основанием для гонений на христиан.

Глава ХХI КЕЛЬТЫ, ГЕРМАНЦЫ, ФРАКИЙЦЫ И ГЕТЫ

§ 169. Устойчивость доисторических элементов

В истории Европы влияние кельтов чувствовалось на протяжении почти двух веков: от завоевания Северной Италии в V в. до н. э. (Рим был осажден ок. 390 г.) до расхищения святилища Аполлона в Дельфах (ок. 279 г.) Вскоре после этого историческая судьба кельтов определилась: теснимые германскими племенами с одной стороны и Римом с другой, они постепенно утрачивают былое могущество. Тем не менее, кельтская культура сохранила в высшей степени богатое и творческое наследие протоистории. Как мы увидим ниже, для понимания религии кельтов чрезвычайно важны свидетельства археологии.

Протокельтами были, возможно, создатели так называемой 'культуры полей погребений с урнами' (Urnfield), возникшей в Центральной Европе прибл. между 1300 и 700 гг..[253] Они жили в деревнях, занимаясь сельским хозяйством, использовали бронзу и сжигали мертвых. Первые миграции (X–IX вв.) привели их во Францию, Испанию и Британию. Между 700 и 600 гг. в Центральной Европе распространилась обработка железа — возникла гальштатская культура. Ей были свойственны ярко выраженное расслоение общества и разнообразие погребальных обрядов. Эти инновации, по-видимому, явились результатом иранского культурного влияния, принесенного киммерийцами (уроженцами Причерноморья).[254] Именно тогда у кельтов образовалась военная аристократия. Теперь мертвых (по крайней мере, вождей) не сжигали, а хоронили в погребальных курганах. При этом тело принято было возлагать на четырехколесную повозку вместе с оружием и прочими драгоценными предметами. К 500 г., во время второго железного века (La Mеnе) кельтский творческий гений достиг своего апогея. Золотые и серебряные изделия, бесчисленные предметы из железа, извлеченные в ходе раскопок, были охарактеризованы как 'слава варварского мира, великий, пусть и ограниченный одной областью, вклад в европейскую культуру'.[255]

При крайней нехватке письменных источников, археологические свидетельства поистине бесценны. Благодаря раскопкам стало известно, что кельты придавали большое значение священному пространству, т. е. освященному согласно определенным правилам месту вокруг жертвенного алтаря (как мы увидим ниже, древние авторы донесли до нас сведения о ритуальном разграничении пространства и о символизме