История веры и религиозных идей. Том 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства

25, 4) усматривает аналогию с Орфеем, который спустился в преисподнюю в поисках Эвридики. Эпизод с менадами равным образом может быть истолкован как дионисийский ритуал — sparagmos [растерзание] бога в облике животного (ср. § 124). Однако Орфей был известен преимущественно как поклонник Аполлона. По одной из легенд, он даже был сыном этого бога и нимфы Каллиопы. Его ужасная смерть стала результатом преданности Аполлону. Музыкальным инструментом Орфея была аполлонова лира.[370] Наконец, будучи 'основателем инициаций', Орфей придавал огромное значение очищениям, а техника катарсиса была ничьей иной, как аполлоновой. [371]

Нужно иметь в виду следующие моменты: 1) хотя его имя и некоторые детали его мифа подтверждаются лишь с VI в., Орфей — религиозный персонаж архаического типа. Нетрудно представить, что он жил 'до Гомера', если понимать это выражение с точки зрения либо хронологии, либо географии (т. е. что он жил в варварской области, где еще не были знакомы с духовными ценностями, свойственными цивилизации Гомера); 2) нам неизвестны происхождение и предыстория Орфея; однако он, бесспорно, не принадлежит ни гомеровской традиции, ни средиземноморскому наследию. Связь Орфея с фракийцами довольно загадочна, потому что, с одной стороны, он ведет себя среди варваров как грек, а с другой стороны, обладает доэллинистическими магико-религиозными способностями (укрощение зверей, шаманский катабасис). По своему облику Орфей близок к Залмоксису (§ 179) — также родоначальнику мистерий (через катабасис) и культурному герою гетов — тех фракийцев, 'что считали себя бессмертными'. 3) Орфей представлен преимущественно как основатель инициаций. Если о нем говорят, как о 'предке Гомера', то только для того, чтобы подчеркнуть значение его религиозной миссии. Она в корне отличается от олимпийской религии. Нам не известна суть посвящения, «основателем» которого считается Орфей. У нас есть лишь сведения о процедуре подготовки к нему: вегетарианство, аскеза, очищение, религиозное обучение (hieroi logoi — священные книги). Известны также его богословские предпосылки: переселение и, следовательно, бессмертие души.

Посмертная жизнь души являлась, как мы видели (§ 97), целью элевсинских посвящений, но культы Диониса и Аполлона также преследовали эту цель. Поэтому вполне допустимо, что в VI–V вв. в мифической фигуре Орфея видели основателя мистерий, который, хотя и взял за образец традиционные установления, предложил более приемлемую посвятительную дисциплину, поскольку в ней учитывалось переселение и бессмертие души.

С самого начала фигура Орфея возникла под двойным знаком Аполлона и Диониса. Орфизм будет развиваться в том же направлении. Это подтверждается множеством примеров. Мелампус, пилосский прорицатель, хотя и был любимцем Аполлона, в то же время 'объяснил грекам имя Диониса, жертвоприношение в его честь и шествие с фаллосом' (Геродот, 11, 49). К тому же, как мы видели (§ 90), Аполлон имел некую связь с Аидом. Да и кончилось все тем, что Аполлон заключил мир с Дионисом, и того приняли в общество Олимпийцев. Это сближение двух богов-антагонистов не лишено смысла. Может быть, греческая духовность выражала тем самым надежду найти в их сосуществовании выход из тупика, к которому привело крушение религиозных ценностей эпохи Гомepa?[372]

§ 181. Орфические теогония и антропология: переселение и бессмертие души

В VI в. до н. э. религиозную и философскую мысль занимало осмысление единства и множества. Религиозные мыслители того времени задавались вопросом: 'Какова связь между индивидом и божеством, с которым он чувствует свое родство? Как достичь имплицитной целостности человека и бога?'.[373] Некое единение человека с богом происходило во время дионисийских оргий, но оно было временным и достигалось через помутнение рассудка. Переняв в целом вакхический опыт, т. е. идею причастности человека к божественному, «орфики» пришли к логическому заключению: душа бессмертна и, следовательно, божественна. Отсюда — замена оргии катарсисом, техникой очищения, данной Аполлоном.

Орфей стал символом и покровителем целого движения, сколь «тайного», столь и «популярного», известного под названием орфизм. Это религиозное движение отличает прежде всего важность, придаваемая письменным текстам, — «книгам». Платон ссылается на некоторое число книг, приписываемых Орфею и Мусею (который был либо сыном, либо учеником Орфея) и трактующих очистительные обряды и загробную жизнь. Он цитирует также некоторые гекзаметры теогонического характера, якобы написанные Орфеем. Еврипид, равным образом, говорит об орфических писаниях, а Аристотелю, который не верил в историчность Орфея, были известны теории о душе, содержащиеся в 'так называемых орфических стихах'.[374] Вполне допустимо, что и Платон знал некоторые из этих текстов (их можно было купить в книжных лавках).

Вторая характерная черта — большое разнообразие так называемых «орфиков». Наряду с авторами теогоний — аскетами и визионерами, и теми, кого позднее, в классическую эпоху, Теофраст называл Orpheothelestes ('те, кто посвящал в культ Орфея'), сюда входят и чудотворцы- шарлатаны, занимавшиеся очистительными обрядами, и гадальщики, о которых Платон пишет в знаменитом пассаже из 'Государства'.[375] Этот феномен достаточно известен в истории религий: всякое аскетическое, гностическое или сотериологическое учение чревато массой искажений и порождает порой фарсовые посвятительные обряды. Взять хотя бы лжеаскетов, которыми изобиловала Индия со времен упанишад, или грубых подражателей йогам и тантрикам. Пародии наиболее часто встречаются там, где делается упор на откровение и мистику спасительного знания. Вспомним, к примеру, бесчисленные «инициации» и 'тайные общества', возникшие в Западной Европе после появления франкмасонства или в связи с 'тайной Розенкрейцеров'. Было бы наивно поэтому принимать всерьез орфеотелестов и чудотворцев и сомневаться в реальности идей и ритуалов орфиков. С одной стороны, экстатики; гадальщики и целители-шарлатаны известны с древнейших времен: это — одна из отличительных черт 'популярных религий'. С другой стороны, тот факт, что начиная с VI в. многие из этих чудотворцев, гадальщиков и знахарей ссылаются на Орфея, подтверждает существование неких гностических учений и сотериологических техник, которые, по-видимому, были выше, эффективнее и престижнее, а также то, что им старались подражать или, по меньшей мере стремились приобщиться к славе, связанной с именем мифической личности.

Некоторые указания Платона позволяют наметить контекст орфической концепции бессмертия. В наказание за первородный грех душа была заключена в тело (soma), как в могилу (sema).[376] Таким образом, существование во плоти похоже скорее на смерть, а та, в свою очередь, подразумевает начало истинной жизни. Тем не менее, 'истинная жизнь' не дается сама собой; на суде взвешиваются проступки и заслуги души, и спустя некоторое время она снова реинкарнируется. Как и в Индии после эпохи упанишад, речь идет о вере в неразрушимость души, обреченной на перевоплощения вплоть до своего окончательного освобождения. Еще для Эмпедокла, который следовал «орфическому» пути; душа была узницей тела, отосланной от Блаженных, облеченной 'чужеродной туникой плоти' (fr. В. 115 и 126). Кроме того, для Эмпедокла бессмертие означало метемпсихоз; это, кстати, служило объяснением его вегетарианства (у животного, которое убивают, может быть душа кого-то из наших близких родственников).

Однако религиозное основание вегетарианской практики было сложнее и глубже. Отказываясь от животной пищи, орфики (и пифагорейцы) воздерживались от кровавых жертвоприношений, обязательных в официальном культе. Такой отказ с определенностью выражал решение отделиться от своих сограждан и, в конечном счете, 'отрешиться от мира'; тем же отказом выражалось неприятие в целом греческой религиозной системы, в основании которой лежит первое жертвоприношение, совершенное Прометеем (§ 86). Оставляя для людей мясо и принося богам в жертву кости, Прометей вызвал гнев Зевса; это, в свою очередь, привело к концу «райской» эпохи, когда люди жили в ладу с богами.[377] Возврат к вегетарианской практике означал как желание искупить грех предков, так