История веры и религиозных идей. Том 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства

и надежду восстановить, хотя бы отчасти, первозданное блаженство.

То, что называлось 'орфической жизнью' ('Законы', VI, 782с), включало в себя очищение, аскезу и соблюдение множества специфических правил; однако спасение достигалось, в первую очередь, через «инициацию», т. е. через откровения космологического и теософского порядка. Сопоставляя немногие свидетельства и аллюзии античных авторов (Эсхила, Эмпедокла, Пиндара, Платона, Аристофана и других), равно как и более поздние документы, можно восстановить в общих чертах то, что, за неимением лучшего, называется 'орфическим учением'. Здесь выделяют теогонию, находящую продолжение в космогонии, и достаточно своеобразную антропологию. Собственно, в основе орфической эсхатологии, контрастирующей как с гомеровской, так и с элевсинской, лежит антропогонический миф.

В теогонии, называемой 'Рапсодии',[378] содержатся лишь некоторые детали генеалогии, заимствованной у Гесиода. Время (Крон) откладывает в Эфире первичное яйцо, из которого вылупился первый из богов, Эрос, именуемый также Phanes. Эрос — порождающее начало — создает других богов и мир. Но Зевс поглощает Phanes и все творение и создает новый мир. Мифический сюжет поглощения божества Зевсом был хорошо известен. Гесиод повествует о том, как Олимпиец проглотил свою супругу Метиду перед чудесным рождением Афины (§ 84). Но в орфической теогонии больше нюансировки: здесь угадывается стремление сделать из бога- миродержителя творца мира, которым он правит. Кроме того, в эпизоде отражено философское наблюдение относительно создания из единого целого многообразной Вселенной.[379] Несмотря на переработки, миф сохраняет архаическую структуру. Небезосновательно проводились аналогии с египетской и финикийской космогонией.

В других традициях началом считается Никте (Ночь), от которой произошли Уран и Гея; или Океан, из которого появилось Время (Крон), произведшее, в свою очередь, Эфир и Хаос; или Единство, породившее Раздор, по мановению которого Земля отделилась от Вод и Неба. Недавно в Деревенском папирусе[380] была найдена новая орфическая теогония, центрирующаяся вокруг Зевса. В одном стихе, приписываемом Орфею, возвещается о том, что 'Зевс есть начало, сердцевина и венец всего' (соl. 13, 12). Орфей называет Мойру (судьбу) мыслью Зевса. 'Когда люди говорят: 'Мойра соткала', — они подразумевают мысль Зевса, которая определила, что есть, чему быть и чему надлежит прекратить существование' (соl. 15,5–7). Океан — не что иное, как ипостась Зевса, равно как Гея (Деметра), Мать, Рея и Гера — только различные имена одной и той же богини (соl. 18, 7-11). Характер космогонии — и сексуальный, и монистичный одновременно: Зевс совершил акт любви 'в воздухе' (или 'в вышних') и таким образом сотворил мир, однако в тексте нет упоминаний о его партнерше.[381] Автор провозглашает единство бытия, утверждая: логос мира — то же, что логос Зевса (col. 15, 1–3). Отсюда следует, что слово, обозначающее' мир', и есть «Зевс» (ср.: Гераклит, fr. В 1, В 32). Текст Деревенского папируса важен во многих отношениях; с одной стороны, он подтверждает существование уже в глубокой древности самых настоящих тайных орфических сходбищ; с другой стороны, высвечивает монистическую, даже «монотеистическую» тенденцию некоей орфической теогонии.

Что касается мифа о происхождении человека из праха титанов, то он в ясном виде проступает лишь у более поздних авторов. (I–II вв. н. э.).[382] Но, как мы попытались показать в связи с мифо-ритуальной темой Диониса-Загрея (§ 125), соответствующие упоминания содержатся уже в древних источниках. Несмотря на скептицизм некоторых ученых, ссылки на титаническую природу человека позволительно различить в формуле Пиндара: 'Искупление древнего беззакония' (fr. 133 Schr.), а также в отрывке из «Законов» (701с) — о тех, в ком 'проявляется древняя природа титанов'. Согласно сведениям Олимпиодора, можно предположить, что Ксенократ, ученик Платона, связывал понятие тела как «темницы» с Дионисом и титанами.[383]

При любой интерпретации этих расплывчатых сведений, верно одно: в древности миф о титанах рассматривался как «орфический». Судя по мифу, человек был наделен и титанической, и божественной природой одновременно, поскольку останки титанов содержали равным образом и тело Диониса-ребенка. Тем не менее, посредством обрядов очищений (katharmoi) и посвящения (teletai), а также ведя «орфический» образ жизни, можно было избавиться от титанического элемента и стать bakhos; иными словами, отделить божественное — дионисийское — начало и причаститься ему.

Нет необходимости подчеркивать новизну и оригинальность этой концепции. Вспомним месопотамскую параллель: сотворение человека Мардуком из земли (т. е. из тела древнего чудовища Тиамат) и из крови архидемона Кингу (ср. § 21). Но орфическая антропология, будучи не менее мрачной и трагической, парадоксальным образом содержит в себе элемент надежды, отсутствующий не только в месопотамской картине мира, но также и в гомеровской концепции. Ибо, несмотря на свое происхождение от титанов, человек, свойственным ему образом, причастен божественному. Он способен даже освободиться от «демонического» элемента, проявляющегося в мирском существовании как таковом (невежество, мясоедение и т. п.). С одной стороны, в этом можно усмотреть дуализм (дух-тело), весьма близкий к Платоновскому; с другой стороны — совокупность мифов, верований, правил поведения и посвящений, которые обеспечивают обособленность «орфика» от себе подобных и, в конечном счете, отделенность души от Космоса. Все это напоминает многочисленные индийские сотериологические учения и техники (§ 195) и предвосхищает возникновение различных гностических систем (§ 229 и сл.).

§ 182. Новая эсхатология

Что касается «орфической» эсхатологии, то ее можно восстановить в общих чертах по некоторым отрывкам из Платона, Эмпедокла и Пиндара. После смерти душа направляется в Аид. Согласно «Федону» (108а) и «Горгию» (524а), дорога в Аид 'не прямая и не торная — на ней много препон и распутий'. В «Государстве» (614c-d) уточняется, что праведному позволено держаться правого пути, в то время как нечестивому приходится сворачивать на левый. Аналогичные указания встречаются в стихах на золотых пластинах, найденных в могильниках Южной Италии и на Крите и датируемых, по меньшей мере, пятым веком. 'Приветствие тебе, шагающему правым путем к священным лугам и роще Персефоны'. Текст содержит точные указания: 'По левую сторону от жилища Аида ты найдешь источник, над которым раскинулся белый кипарис; не приближайся к этому источнику. Ты найдешь другой: свежая вода устремляется из озера Памяти (Мнемосины), и стражи ее охраняют. Скажи им: 'Я дитя Земли и Звездного Неба, вы знаете это; но я высох от жажды и я умираю. Дайте мне скорее свежей Воды, что течет из озера Памяти'. И стражи дадут тебе испить из священного источника, и после этого ты будешь царствовать среди других героев'.[384]

В мифе про Эра Платон сообщает, что все души, жребий коих — перевоплощение, должны пить из Петы, чтобы забыть о своем пребывании в загробном мире. Но души «орфиков», считалось, не могли воплотиться вновь; вот причина, по которой они должны были избегать вод Петы. 'Я вырвался из круга тяжких страданий и скорби и быстрым шагом устремился к вожделенному венцу. Я нашел прибежище в объятьях Жены, царицы преисподней'. Богиня отвечает: 'О счастливец, о блаженный! Из человека, которым ты был, ты стал богом'.[385]

'Круг тяжких страданий' предполагает определенное число перевоплощений. После смерти душа подвергается суду, отправляется в место наказания или блаженства и возвращается на землю через тысячу лет. Прежде чем выйти из этого круга, простой смертный должен пройти по нему десять раз. Орфики подробно расписывали мучения грешников, 'нескончаемые муки, уготованные проклятым'.[386] Керн утверждал даже, что орфизм первым создал преисподюю. Катабасис Певца в поисках Эвридики и впрямь подтверждает разного рода описания инфернального мира.[387] Нам снова встретится «шаманический» элемент — преобладающая черта в мифе об Орфее: известно, что во всей Центральной и Северной Азии именно шаманы подробнейшим описанием своих экстатических схождений в преисподнюю разработали и ввели в обиход обширную и живописную картину инфернальной географии.[388]