История веры и религиозных идей. Том 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства

между людьми и животными, устранение нечистоты и т. д. Но осью Вселенной, восстановленной в своем первоначальном совершенстве, будет Иерусалим, истинный Центр Мира.

§ 198. Ожидание Царя-Мессии

Согласно эсхатологическим пророчествам, обновленным миром будет править Яхве[466] или, Его именем, определенный им царь. Считалось, что этот царь, обычно называемый «Помазанником» (miisiah), должен быть потомком царя Давида. Пророк Исайя говорит о «младенце», 'Сыне на престоле Божием' (9:1–6), об 'отрасли от корня Иессеева' (11:1), который воцарится в истине над райским миром, где 'волк будет жить вместе с ягненком и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их' (11:6). Пророк Захария разделяет мессианскую власть на земную, в лице Зоровавеля, и духовную, в лице первосвященника Иисуса (4:1–6; 10:6-14). В другом пророчестве он описывает вход в Иерусалим Царя- Мессии, 'праведного и спасающего, кроткого, сидящего на ослице'(9:9-10).

Важно уточнить, что выражение 'Помазанник Яхве' первоначально относилось к правящему царю, т. е. эсхатологический персонаж уподоблялся только царю. Позже стали говорить о помазании священников, пророков и патриархов.[467] Быть «помазанным» Яхве означало войти в более тесное общение с Богом. И все же в Ветхом Завете Мессия предстает не как сверхъестественное существо, сошедшее с небес, дабы спасти мир. Спасение — дело исключительно Яхве. Мессия — смертный человек, отрасль от корня Давидов а, который сядет на престоле Давида и будет царствовать в истине. Некоторые историки сочли, что мессианские чаяния возникли в среде, хотя и проникнутой эсхатологическим энтузиазмом, однако главным образом верной Давидовой династии. А поскольку эта среда была малочисленна, мессианские ожидания не оказали на общество сколько-нибудь значительного влияния.[468] Проблема, однако, оказывается сложнее. Конечно, своеобразие иудейской мысли не подлежит сомнению, но идея царской власти, выработанная ею, напоминает идею царя-спасителя в великих восточных монархиях.[469]

Эсхатологические пророчества сопоставлялись с благовестием великих пророков периода до плена: пророки не говорили ни о совершенном преображении человека, ни о новом образе бытия, а только о новой эпохе и, следовательно, о сотворении нового мира. Человек якобы будет преображен без собственного участия, в какой-то степени автоматически — чудесным деянием Яхве. Тем самым эсхатологические пророчества выказывают недопонимание благовестия великих пророков и содержат в себе некую оптимистическую иллюзию относительно Божьей воли в спасении Израиля.[470] Однако необходимо отметить, что надежда на обновление космоса и, в том числе, на восстановление человека в первоначальной целостности является центральной для первобытной религиозной жизни, особенно для земледельцев палеолита (ср. § 12 и сл.). Любое эсхатологическое учение подхватывает, углубляет и переоценивает ту мысль, что только через творение, исключительно дело Божье, возможно обновление и освящение человеческого бытия. Почвой для возникновения эсхатологических чаяний в период после плена был, бесспорно, совсем другой религиозный опыт, чем у великих пророков, но от этого он не менее значим. В конечном счете, речь шла об отказе от упования на собственные силы в деле духовного совершенствования и об укреплении веры во всемогущество Божье и в его обетования.

Правда, то, что последние времена (эсхатон) запаздывали, привело к усилению противоположной ориентации — на строгое соблюдение закона и обрядоверие. И все же эсхатологические чаяния никогда окончательно не исчезали (ср. § 203).

§ 199. Расцвет законничества

В течение двух мирных веков под властью персов законодательная реформа, которая началась еще до Вавилонского Плена и там получила свое продолжение, была окончательно завершена. В Вавилоне обрезание снова признали главным символом принадлежности к народу Яхве. Соблюдение субботы стало доказательством верности Завету (Ис 56:1–8; 58:13–14). Свод обрядовых предписаний, содержащийся в книге Левит (гл. 17–26), получил в Плену свою законченную форму. Этот свод, названный 'Законом Святости' и приписываемый Моисею, регламентирует жертвоприношение животных, супружеские отношения (с рядом запретов), календарь праздников, детали богослужения, проводя четкую грань между обрядовой чистотой и нечистотой. Как и брахманы (ср. § 76), 'Закон Святости' придает ритуальный характер всем жизненным обязанностям и общественному поведению. Его цель — соблюсти чистоту Израиля, чтобы приготовить народ к новому покорению обетованной Яхве земли. Народ сохранится при условии, что будет сохранена его этническая и духовная особость среди чужого и нечистого мира.

Восстановление уклада национальной жизни подразумевает уже не внутреннее преображение под действием духа, а четкую организацию общины при абсолютной власти Закона (tоrаh). Богослужение теперь сосредоточивается не столь: ко на прославлении Бога, сколько на «святости» Израиля, т. е. на его обрядовой чистоте, находящейся под постоянной угрозой греха. Oтпyщение грехов народа приобретает все большее значение и закрепляется установлением праздника Великого Прощения (уоmkippurim). 'Покаянная система настолько детально разработана, что не оставляет места для мыслей о новом, лучшем порядке. из священнических текстов исчез даже след эсхатологических или мессианских чаяний. Считалось, что Израиль уже располагает всеми институциями, необходимыми для его спасения и увековечения'.[471] Священство было единственной властью, способной надзирать за исполнением Закона. Иерократия, которой подчинялась религиозная жизнь иудейского народа в период персидского владычества, создала свои структуры еще в Плену.

Прибл. в 430 г. Неемия, иудей, живший при дворе персидского царя Артаксеркса I, стал правителем Иудеи и получил разрешение восстановить стены Иерусалима. Он провел также религиозные реформы (среди прочего, потребовал лишить священства тех, кто был женат на неизраильтянках). Нам почти неизвестна судьба другого религиозного вождя Израиля, Ездры, который (вероятно, в самом начале V в.) продолжил миссию Неемии.[472] Он тоже придавал первостепенное значение обрядовой чистоте Израиля и потребовал расторжения смешанных браков. Речь, конечно, не идет о каких-то антирасовых мерах. Опасность была религиозного порядка, поскольку смешанные браки угрожали чистоте яхвизма. Тем не менее, реформа Ездры привела к этнической сегрегации израильского народа и к окончательному утверждению законничества, которое отныне стало доминировать в его религиозной жизни.

По преданию (Неем 8), Ездра созвал 'собрание мужчин и женщин, и всех, которые могли понимать', и читал им 'книгу закона Моисеева'. Мы не знаем, идет ли речь о всем Пятикнижии или же только об одном его разделе. Так или иначе, с момента этого торжественного чтения израильская религия «официально» обрела Священное Писание.

Очень скоро Закон (torah) начали смешивать с Пятикнижием. Устная передача религиозной традиции заменяется изучением и толкованием письменных текстов. Ездру обычно считали первым «книжником», или 'учителем Закона'. Книжник являл образец религиозного поведения (см. ниже, § 201, прославление книжника Бен Сирой). Однако постепенно пробила себе дорогу новая идея, идея устной Торы. Наряду с письменным Законом Моисей якобы получил от Бога дополнительныe заповеди, передававшиеся с тех пор устно. из такого экзегетического корпуса состояла Мишна ('повторение'). По своей сути, это было узаконением того, что можно определить уже как эзотеризм, т. е. как передачу тайного учения при посвящении.[473] Со временем толкования учителей приобрели почти такой же авторитет, как и Тора (ср. § 201).

В нашу задачу не входит перечисление всех трудов, которые были составлены, переработаны или изданы за века после реформы Ездры. Довольно упомянуть некоторые псалмы, книгу Паралипоменон,