на это, он сделает шаг назад, сдаст позицию в важной битве. Однако он не видел видимых причин для возражений.
— Как вам будет угодно, — ответил Дейсейн. — Только объясните мне насчёт телевидения.
— Это… наше окно во внешний мир, — начал Бурдо. — Весь внешний мир с его постоянной целесообразностью находится там, целый мир — это телевидение. И мы наблюдаем за ним благодаря…
— Постоянной целесообразности? — Дейсейн попытался приподняться на локтях, однако в результате добился лишь того, что заныли от боли его обожжённые руки. Он упал обратно на постель, не отрывая взгляда от Бурдо.
— Ну, конечно, сэр. Внешний мир действует по принципу временной целесообразности, доктор Джил. Вы должны знать это. И всегда почему-то выходит так, что временное качество переходит в постоянное. Временный налог, вызванная необходимостью блиц-война, временная жестокость, которой придёт конец, как только изменятся определённые условия… правительственные агентства, созданные для постоянного…
— Значит, вы следите за выпусками новостей и черпаете всё из…
— Не только из новостей, доктор Джил. Из всего, и наши наблюдатели пишут сжатые отчёты, в которых… Поймите, телевидение показывает всё, жизнь внешнего мира. Его жители — зрители. Они ждут, когда всё само собой образуется, и не хотят сделать больше, чем нажимать на кнопку выключателя своего телевизора. Они хотят сидеть, откинувшись на спинку кресел, и ждать у моря погоды: вдруг им как-то повезёт в жизни. Они смотрят ночные представления, а потом выключают свои телевизоры. Затем отправляются спать — что аналогично тому, как они выключают телевизор. Вся беда в том, что эти ночные представления часто заканчиваются позже, чем они думают. Это ведёт к отчаянию — от их неспособности понять это, доктор Джил. А отчаяние в свою очередь ведёт к насилию. И вот наступает утро почти для любого из этих бедолаг из внешнего мира, и тогда они осознают, что они ничего не приобретают в этой жизни, сколько бы они ни просидели у телевизора. Да этого и не может произойти, потому что они не принимают участия в жизни. Они никогда не поднимались на подмостки сцены, никогда не обладали ничем настоящим. Это всё была иллюзия… заблуждение.
Дейсейн впитывал поток этих слов, их значение и подтекст. Он с ужасом ощущал истинность сказанного Бурдо.
— Итак, они полностью отключаются, — пробормотал Дейсейн.
— Это всё телевидение, — заметил Бурдо.
Дейсейн повернул голову и посмотрел в окно.
— Вообще-то вам, доктор Джил, не мешало бы поесть, — произнёс Бурдо.
— Нет.
— Доктор Джил, в определённых вещах вы кажетесь мудрым человеком, но вот что касается остальных…
— Не называйте меня мудрым, — прервал его Дейсейн. — Называйте меня человеком с большим жизненным опытом.
— Здесь самая лучшая еда, — продолжал увещевать его Бурдо. — Я пойду и сам приготовлю завтрак. Вам не нужно бояться.
— Я уже не раз обжигался, — заметил Дейсейн.
— Но в огне обжигаются горшки, доктор Джил.
— Уин, я восхищаюсь вами и вы внушаете мне доверие. Вы спасли мне жизнь. Не думаю, что от вас этого ждали, но вы сделали это. Вот почему доктор Паже и направил вас сюда. Но несчастный случай может произойти… даже с вами.
— Мне больно слышать это, доктор Джил. Я не из тех, кто одной рукой кормит кукурузой, а другой пытается запихнуть вам в глотку кочерыжку.
Дейсейн вздохнул. Он обидел Бурдо, но, с другой стороны… Внезапно Дейсейну пришла в голову мысль, что он сидит на какой-то особого рода бомбе. Сантарога прекратила нападения на него, вероятно частично, из-за его нынешней беспомощности. Но эта коммуна способна вернуться к созданию несчастных случаев, если ему вздумается позволить себе нечто, что запрещено здесь.
В этот момент Дейсейн желал лишь одного: оказаться подальше от этой долины. Он отчаянно хотел этого — даже понимая, что для исполнения этого желания он будет объявлен вне закона.
Дверь рядом с Бурдо открылась. В комнату боком вошла медсестра, толкая перед собой тележку. Она повернулась, и Дейсейн узнал её: Дженни.
Забыв о своих ожогах, Дейсейн приподнялся на локтях.
Дженни посмотрела на него со странной болью в глазах. Её полные губы были надуты. Длинные чёрные волосы, аккуратно зачёсанные назад, были перехвачены лентой. Она была в белом халате, белых чулках, белых туфлях… без головного убора.
Дейсейн проглотил комок в горле.
— Мисс Дженни, — начал Бурдо. — Что это у вас там, на тележке?
Она ответила, не отводя взгляда от Дейсейна:
— Немного еды для этого сумасшедшего. Я сама приготовила её.
— Я пытался заставить его поесть, — вздохнул Бурдо, — но он отказался.
— Вы не могли бы оставить нас наедине, Уин? — попросила девушка. — Я хотела бы…
— Доктор сказал, что мне нельзя…
— Уин, пожалуйста… — Она умоляюще взглянула на негра.
Бурдо замялся.
— Ну хорошо… поскольку это ты…
— Спасибо, Уин.
— Двадцать минут. Я буду тут, в коридоре, сразу за дверью, если понадобится, позовёте меня.
— Спасибо, Уин. — Дженни снова перевела взгляд на Дейсейна.
Бурдо вышел из комнаты и тихо закрыл дверь за собой.
— Джен, я, — начал Дейсейн, однако девушка перебила его:
— Молчи! Тебе не нужно терять силы. Дядя Ларри сказал…
— Я не собираюсь есть здесь, — заявил Дейсейн.
Дженни топнула ногой.
— Джил, да ты просто…
— Да, я идиот, — закончил он за неё. — Но самое главное — то, что я ещё жив.
— Ты только посмотри на себя! Посмотри…
— Как Гарри Шелер?
Немного помолчав, девушка ответила:
— Он будет жить. Останется несколько шрамов, как, впрочем, и у тебя, но ты…
— Они выяснили, что произошло?
— Это был несчастный случай.
— Всего-навсего? Просто несчастный случай?
— Сказали, что что-то сломалось в топливном насосе… слабый контакт в электропроводке одной из фар и…
— Несчастный случай, — закончил за неё Дейсейн. — Ясно. — Он опустился на подушку.
— Я принесла тебе яиц, гренок и мёда, — сказала Дженни. — Ты должен поесть что-нибудь, чтобы поддержать свои…
— Нет.
— Джил!
— Я сказал «нет».
— Чего ты боишься?
— Ещё одного несчастного случая.
— Но ведь я сама приготовила еду!
Он повернул голову, пристально посмотрел на неё и сказал тихим голосом:
— Не подходи ко мне. Я люблю тебя.
— Джилберт!
