как это обычно происходит после хроматографии. У верха колбы осела тонкая серебристо-серая плёнка какого-то неизвестного вещества.
Дейсейн вылил жидкость, выжег отверстие на дне колбы и выдул оттуда неповреждённый кусочек. Немного серого вещества попало на предметное стекло, и он исследовал его под микроскопом.
Он увидел грибковую структуру, искажённую, но вполне узнаваемую. Он понюхал предметное стекло. Резкий аромат Джасперса. Потом он начал изменять освещённость предметного столика, вращая ручку регулирования, наблюдая за веществом. Внезапно оно прямо на глазах начало сморщиваться и кристаллизовываться.
Дейсейн посмотрел на индикатор освещённости, сделанный в виде спектрального окошка. В данный момент он показывал интенсивность прохождения светового потока в диапазоне от 4000 до 5800 ангстрем. Дейсейн заметил, что кристалл образовался на красном участке спектра.
Он снова заглянул в микроскоп и увидел, что вещество полностью превратилось в белую- кристаллическую субстанцию.
„Значит, солнечные лучи. Как же уничтожить пещеру? — подумал Дейсейн. Может, принести бомбу. Или портативную лампу дневного света?“
В это время Дейсейн вдруг заметил, как за окном клиники меркнет темнота и возникает тёмная фигура какого-то чудовища.
Дейсейн содрогнулся и повернулся к бутылке с молочным раствором. Действуя механически, он поместил оставшуюся часть раствора в центрифугу, потом отделил серебристо-серую плёнку и собрал полученное вещество в тёмно-коричневую склянку. Из раствора получилось почти пол-литра эссенции Джасперса.
Дейсейн понюхал склянку — резкий запах Джасперса ударил в ноздри. Он вылил содержимое на мелкую тарелку, взял шпателем немного вещества и лизнул его. После чего по его спине словно бы промчалась электрическая искра. Ему показалось, что он способен „видеть“ кончиком языка или пальца. Дейсейн чувствовал, как стержень его сознания превращается в стальное зёрнышко, окружённое пустотой. Он сконцентрировал свою энергию и заставил себя посмотреть на эссенцию Джасперса.
Там ничего не было!
„Что же уничтожило её? Как могла тарелка стать пустой?“
Дейсейн посмотрел на правую ладонь. Как же близко она находится к его лицу! На розовой коже начали проступать серебристо-серые пятнышки.
Его сознание заполонили покалывающие ощущения, шедшие от нервных окончаний — сначала от желудка и горла, потом по рукам и ногам. И вот уже словно бы вся кожа вспыхнула огнём. Возникло отдалённое чувство, что тело соскальзывает вниз, на пол, и в тех местах, где тело касалось пола, ему казалось, что пол ослепительно сверкает.
„Я съел полную тарелку эссенции, — подумал Дейсейн. Что же способен сделать этот активный компонент, выделенный из более чем тридцати фунтов сыра Джасперса? Действительно, что? Что же он делает сейчас?“ Дейсейн чувствовал, что это самый интересный вопрос. Что же он сейчас делает с ним?.. зёрнышко собственного „я“! Где же оно?»
На каком фундаменте реальности покоилось до сих пор его «я»? Дейсейн лихорадочно пытался расширить своё сознание, ясно сознавая при этом, что проецирует свою собственную субъективную реальность на внешнюю Вселенную. Однако одновременно происходит и воздействие Вселенной на его мировосприятие. Он шёл за линиями этой проекции, чувствовал, как они проносятся сквозь него, словно сквозь тень.
В этот миг он сбился с пути и споткнулся.
«Да я — просто какая-то тень!» — мелькнула мысль.
Эта мысль привела его в возбуждение. Он вспомнил игры с тенью из своего детства. «Интересно, какую форму примут тени после того, как будет искажено его „я“?» И от этой мысли перед ним предстала картина тёмного экрана, созданного его сознанием, очерченного бесформенными контурами. Ему захотелось изменить форму.
И вот на месте экрана возник какой-то мускулистый герой, бьющий себя в грудь.
Дейсейн сменил акцент.
Тень превратилась в согбенную, близорукую фигуру учёного в длинном халате. Ещё одно изменение — и перед ним обнажённый Аполлон, бегущий по живописной равнине, окружённый женскими фигурами.
И снова — труженик, согнувшийся под тяжестью бесформенного груза.
С захватывающим дух чувством божественного откровения Дейсейн вдруг осознал, что его картины не выходят за рамки его собственных знаний и представлений, которые, естественно, довольно ограничены. И именно открытие, сделанное сейчас им без чьей-либо помощи, давало ему чувство надежды. Странного рода, смутная, непонятно на что направленная, но которая, несомненно, существовала — не просто надежда, рождённая неуверенностью, а просто надежда без всяких границ, направлений или привязанностей. Надежда сама по себе.
И это знаменательное мгновение позволило ему осознать мимолётность мига его собственного существования, его способности как живого существа.
Участок, занятый сознанием Дейсейна, пересекло нечто изгибающееся, выгнутое и искажённое. Он узнал зёрнышко его «я», потерявшего всю свою первоначальную форму. Дейсейн, хихикая, отбросил его. «Кто же отбросил только что это? — подумал Дейсейн. Кто хихикал?»
Раздался громкий стук шагов. Голоса.
Он узнал неприятные интонации голоса седовласой медсестры, но в нём прозвучали и нотки паники.
Паже.
— Давайте уложим его на кровать, — сказал Паже. Слова прозвучали ясно и отчётливо.
Но не столь ясно виделась ему форма Вселенной, которая стала приобретать размытые очертания радуги, как и не видел он чьих-то сильных рук, пытавшихся погасить ослепительное пламя, которым была объята его кожа.
— Трудно возвращаться в обычное состояние сознания, когда ты только что находился за пределами его, — пробормотал Дейсейн.
— Он что-то сказал? — спросила медсестра.
— Я не разобрал, — ответил Паже.
— Вы чувствуете запах Джасперса вон там? — снова спросила медсестра.
— Полагаю, он выделил эссенцию и проглотил её.
— О Господи! Что же нам делать?
— Ждать и молиться. Принесите мне смирительную рубашку и велите доставить тележку.
«Смирительную рубашку? — повторил про себя Дейсейн. — Какая странная просьба!»
Кто-то побежал. Как же громко раздаются эти шаги! Хлопнула дверь. Ещё какие-то голоса. Какая кругом неразбериха!
Дейсейн почувствовал своей кожей, что его поместили во что-то тёмное. Все зрительные ощущение пропали.
Внезапно Дейсейн почувствовал, как его тело сморщилось, и он превратился в ребёнка, брыкающегося, вопящего, машущего руками, пытающегося за что-нибудь ухватиться.
— Помогите мне! — Это снова был Паже.
— Что тут за беспорядок?! — раздался какой-то мужской голос.
Однако Дейсейну в этот миг уже казалось, что он превратился в рот, просто отдельный рот. Который дул, дул и дул, подобно ветру. Конечно же, весь мир должен сжаться под напором этого урагана!
А потом он стал доской, качающейся на ветру. А в следующий миг детскими качелями. Вниз и вверх… вверх и вниз.
«Лучше хорошо бежать, чем плохо стоять», — вспомнил он.
И он бежал, бежал, задыхаясь, хватая ртом воздух.
Из кружащихся над ним облаков вынырнула какая-то скамейка. Он рухнул на неё… и стал скамейкой — ещё одной доской. И доска эта всё глубже и глубже погружалась в кипящее зелёное море.
«Жизнь в океане бессознательности», — подумал Дейсейн.
