ребята, но не буду портить тебе аппетит, — засмеялась она.
— И не надо. А не врут? — с сомнением спросил он.
Она подмигнула:
— Не знаю.
— Ты страшный человек, — улыбнулся он. — Пиво будешь?
— Что?
— Пиво. Здесь его подают, — со значением сказал он. — Хотя французы не представляют себе, как можно запивать еду кофе — не делая исключений и для Маков, — но к пиву они относятся терпимее.
Она сделала гримасу:
— Нет уж, спасибо, мне «диет-колу». Я и так согрешу сегодня — съем Биг Мак.
Брови его поползли вверх.
— Значит, и ты, бывает, идешь на компромиссы? — Это открытие ему явно доставило удовольствие. — Я даже и подумать не мог!
— Только в случае крайней необходимости, — заверила его она.
Джейми стало казаться, что пора положить конец начавшемуся сближению с Николасом. Она уже давно поняла, что его интерес к ней простирается дальше простого желания работника посольства прийти на помощь американской гражданке. Нельзя сказать, чтобы ей это было неприятно, Джейми беспокоила ее собственная тяга к нему. Он привлекал ее все сильнее, так что она постепенно забывала свои сомнения и страхи. Ей многое нравилось в нем, общение с ним было одним из немногих удовольствий. Она ловила себя на том, что в ней зарождается доверие, а ведь она столько раз давала клятву, что больше никому никогда не будет доверять. В ее положении ни один человек не мог считаться «вне подозрений».
И все же ей надо было кому-то верить. И очень хотелось верить Николасу Кендэллу.
Николас задумчиво смотрел на лежащую перед ним на столе папку. Чья-то беспечность? Или это что- то другое? Он начинал нервничать. Все-таки и он кое-что знал о секретных службах и был уверен — такая контора, как разведывательное управление, не держит в своих рядах клинических идиотов. Оперативники не оставляют где попало важных документов, так что простой оплошностью или забывчивостью данный случай вряд ли можно было объяснить. А не подложили ли папку намеренно, рассчитывая, что ее наверняка увидят и заглянут в нее?
Когда речь шла о Джейми, все было возможно. «Мой собственный жених оказался одним из них, Николас, а ведь я его любила и собиралась за него выйти замуж». Вот почему так трудно шло их сближение. Подозрительность и страх. «Они убили его, избавились от него, когда надобность в нем отпала».
«Неужели и такое возможно? — недоумевал Николас, — неужели Джейми права и ее отец задействован в делах такой чрезвычайной важности, что людей убивают и убивают, только бы сохранить все в тайне?» «Моя тетя что-то узнала, нашла одного типа, который служил с моим отцом во время второй мировой войны, и тут же утонула на мелководье. Хотя прекрасно плавала».
Он раскрыл папку и медленно начал перебирать бумаги. В любом случае, этим материалам не место в посольстве. Кому принадлежит папка? Какое преступное легкомыслие с чьей бы то ни было стороны оставить ее здесь! Или подкинуть? «Я ездила в тюрьму в Ливенуорте. Разговаривала с заместителем начальника тюрьмы — куда они дели начальника, Бог знает. У них не сохранилось никаких записей — якобы сгорели при пожаре. И никаких разумных объяснений, почему меня не уведомили о его смерти».
Ее необыкновенный, судя по всему, отец совершил свой прыжок в небытие, когда ей было всего десять лет. Тайный агент, который занимался чем-то настолько важным, что тайну блюли даже ценой человеческих жизней. Но в плотной завесе, окружающей эту тайну, дырок было больше, чем в швейцарском сыре, и в них так и тянуло сунуть нос. Николас был вовсе не уверен в том, что Джейми стоит рассказывать о содержимом этой папки и даже о ее существовании. И все же…
Он снял трубку, позвонил в отель «Георг Пятый», попросил соединить с ее номером.
— По тебе часы можно проверять, Николас, — заметила она, откликаясь на другом конце провода. — Каждый день ты звонишь в одно и то же время, заметил?
— Что поделаешь, — он старался говорить весело, хоть на душе у него скребли кошки. — Давай внесем некоторое разнообразие в сегодняшний вечер?
— А что ты придумал?
— Поужинать у меня дома. Я сам все приготовлю.
— Ах, вот в чем разнообразие, — засмеялась она. — Хорошо, прихвачу бутылочку вина. Когда ты хочешь меня видеть?
У него едва не вырвалось: «От заката до рассвета», но вместо этого он ровным голосом произнес:
— Жду тебя у отеля в половине седьмого.
— Что за глупости, — фыркнула она. — Я возьму такси.
Говоря с нею, он заложил пальцем страницу в папке.
— Не думаю, что так будет лучше…
— Никаких возражений, — твердо заявила она. — Давай диктуй адрес. — И, записав, распрощалась: — До вечера.
— До вечера.
Он рассеянно опустил трубку. Ему не хотелось, чтобы она знала, как он беспокоится о ней, тревожится за ее безопасность, но сумеет ли он держать себя так, как будто ничего не происходит? Если его подозрения не лишены оснований, ей угрожает большая опасность.
Когда он вечером выходил из здания посольства, у него было ощущение, что за ним следят.
Глава 19
— Я просмотрела все письма, которые получала, когда училась в частной школе, — рассказывала Джейми, прогуливаясь с Николасом по набережной Сены на закате солнца. — Где бы он ни был, он всегда мне писал, даже если уезжал всего на неделю. В крайнем случае посылал открытки. — Она задумчиво глядела вдаль на что-то, доступное только ее взгляду, губы ее приоткрылись. — В этих письмах, мне кажется, есть что-то такое, что приведет меня к нему.
Хмурясь, Николас поднял воротник пальто — дул пронзительный ноябрьский ветер.
— Джейми, ты уверена, что тебе непременно нужно знать правду?
Вопрос удивил ее.
— Разумеется, уверена. Я должна знать правду, — повторила она.
Ветер трепал ее роскошные длинные волосы, и закатные лучи солнца играли в отдельных прядях, окрашивая их в сотни оттенков — от медно-рыжих, красно-оранжевых до пшенично-золотистых. Краски осени, как часто говорил ее отец.
— Моего отца в чем только не обвиняют, от растраты до измены. Я должна или разыскать его, или восстановить его доброе имя.
Он все еще колебался, сраженный ее неуклонной решимостью.
— А что, если все это правда? Что, если он двойной агент или растратчик? Ты можешь открыть ящик Пандоры…
Мгновенно ее лицо стало темным от гнева.
— Я никогда в это не поверю, — резко сказала она, — что бы они ни говорили.
Николас мягко взял ее за руку.
— Ты веришь в него, потому что это был твой отец, — возразил он. — Разве ты можешь быть объективной?
— Не «был», — вспылила она, — а есть, потому что для меня отец жив — доказательства его смерти я пока не нашла. Но, помимо прочего, я верю в него, потому что знаю, что он за человек.
— Человек, который бросил свою дочь.
