обнаружила, что ее не слышно.
— Джейми? Ты меня слышишь?
Да… конечно, это Николас! Да, Николас. Я тебя слышу. Но почему ты меня не слышишь?
— Моргни два раза, если ты слышишь меня, Джейми.
Я моргаю, Николас, мне кажется, я моргаю.
— Доктор! Она пришла в себя! Она меня понимает!
Ну, разумеется, я понимаю тебя, Николас, почему только ты меня не понимаешь!
Ее глаза начали кое-что различать, она увидела его лицо, склоненное над ней. Она хотела дотянуться до него, но не смогла. Боже, Николас…
— Ты можешь говорить, Джейми?
А что я делаю, как ты думаешь? Но почему губы не слушаются? Почему ей не удается прбизнести ни одного звука? Она с усилием открыла рот:
— Где… я…
— Она заговорила, доктор!
— Николас…
— Да, Джейми, я здесь! — Он взял ее руку и прижал к себе. — Я с тобой.
— Почему… почему я не могу двигаться? — произнесла она, запинаясь на каждом звуке.
— Трубки, — ответил он. — Ты подключена к разным приборам и машинам, а в руке — капельница для внутривенного вливания. — Он дотронулся до ее лица. — Но все позади. Все хорошо.
Хорошо? Я вся в трубках и проводах, как чудовище Франкенштейна, а ты уверяешь, что все хорошо?
Над ней склонился еще один мужчина в белом халате. Ну, здесь все ясно — доктор, конечно. В руках у него был офтальмоскоп. Потом он послушал ее, касаясь груди холодным стетоскопом.
— Вам невероятно повезло, мадемуазель, — сказал он по-французски.
— Повезло?
— Повезло, что вы остались живы, — пояснил он. — Ужасная катастрофа.
— Катастрофа? — Теперь она все вспомнила. Машина с ревом неслась по крутому холму… спуск все круче, скорость увеличивается… она врезается в высокий забор…
Стало быть, мне повезло и я осталась жива, поняла она.
— Я давно здесь лежу?
— Четыре дня. — Доктор снова проверил ее глаза. — Вы все время были без сознания.
— Что со мной случилось? — осторожно спросила она, не в состоянии вспомнить подробности.
— Автомобильная авария, мадемуазель, — печально сказал он. — Только Богу известно, каким чудом вас выбросило из машины до того, как она взорвалась.
— Взорвалась?
Он кивнул.
— Вас обнаружил какой-то мотоциклист, — он-то и сообщил в полицию. — Помолчав, он продолжал: — Вас привезли сюда без сознания. Вы были контужены, и поначалу мы даже думали, что у вас серьезная черепно-мозговая травма.
— Четыре дня… — произнесла она удивленно.
Образовалась гематома, — продолжал рассказывать со скорбным лицом доктор.
Но Джейми взглянула на Николаса:
— Ты все время был здесь?
— Почти, — кивнул он. — Известий от тебя не было, и я запаниковал. Вылетел сюда, но в отеле мне сказали, что ты не возвращалась. Тогда я позвонил в полицию, и там мне сказали, что с тобой приключилось.
— Ты же потеряешь свою работу! — сказала она.
Он покачал головой.
— Не волнуйся, тебе это вредно.
— Тогда она снова повернулась к доктору:
— Когда вы меня выпишете?
— Об этом мы поговорим позже, мадемуазель.
Трубки и капельницы сняли на следующее утро. Николас был рядом с нею. Он был все время рядом, и ее удивляло, когда же он спит. Теперь он пытался покормить ее завтраком. На подносе теснились тарелки с едой, лишенной всякого запаха.
— Да спал я, — заверил он Джейми в ответ на ее настойчивые расспросы и протянул ложку, подцепив с тарелки что-то непонятное на вид. — Ешь.
Она попробовала и скорчила гримасу.
— Существует, что ли, какой-то неписаный закон, по которому в больницах всех стран и народов кормят жуткой дрянью?
Он улыбнулся.
— Обещаю, когда встанешь на ноги, я поведу тебя в лучший ресторан города, — уговаривал он. — Но пока ты здесь, терпи и ешь что дают. Ну же, открой рот!
— Если я буду есть эту мерзость, я лишусь последних сил, — жаловалась она. — Но если ты настаиваешь… — Она с отвращением проглотила кусок чего-то безвкусного.
— Чем быстрее ты поправишься, тем быстрее мы вернемся в Париж, — пытался вдохновить ее Николас. Она наградила его скептическим взглядом и спросила:
— Разве тебя там что-то еще удерживает?
— Похоже, что нет. — Помолчав, он признался: — Я направил прошение в Госдепартамент. Решил оставить дипломатическую службу.
— Ты уверен, что так будет лучше? — с тревогой спросила она.
Он улыбнулся.
— Все твое дурное влияние, — посетовал он. — Я смотрел-смотрел, как ты скачешь по всей Европе, рискуя свернуть себе шею ради того, во что ты так пламенно веришь, да и спросил себя, а то ли я делаю, неужели я рожден только для того, чтобы протирать штаны в посольстве?
— И что же?
— Ну, я и подумал, что пора, наконец, сделать тот шаг — ну, который мы уже как-то обсуждали.
Она молчала, и он терялся в догадках, о чем она думает.
— Николас, я тут все вспоминаю аварию, — заговорила она.
— Слушай, зачем снова ворошить все это…
— Это была не авария, — сказала она ровным голосом.
Он вскинул на нее недоуменный взгляд.
— У меня отказали тормоза. Полностью. — Она устало откинулась на подушку. — Пока я ехала в Левен, машина была в порядке. Когда я уходила из отеля — тоже…
— Тогда как же?
— Должно быть, было повреждено тормозное сцепление, и к тому времени, как я доехала до этих чертовых холмов, тормозная жидкость вытекла, — рассуждала Джейми.
Он тихонько присвистнул.
— Ну, вот ты и прикоснулась к самому страшному, — мрачно констатировал он. — Игра становится слишком грубой.
— И ставки слишком высокими.
— Куда это ты собрался? — спросила Джейми, заметив, что Николас одевается. Уже смеркалось, вряд ли можно было что-то сделать в столь поздний час.
— Хочу расспросить механика, который осматривал твою машину после аварии.
— Думаешь, он что-то скажет?
— Спросить не помешает. — В его голосе она уловила странные нотки.
— Я начинаю волноваться.
