– Я просто не могу выразить словами, как дороги мне наши с тобой теперешние отношения. Пусть они всегда останутся такими.
Иден с нежностью погладила руку матери.
– Но куда, в таком случае, ты поедешь?
– Вернусь в Испанию.
– Ты будешь так далеко от меня!
– Да. Уеду от греха подальше. Хоакин де Кордоба сделал мне предложение. Пожалуй, я соглашусь.
– Я столько нового о тебе узнала…
– Да, много, – с улыбкой согласилась Мерседес. Они молча сидели, глядя, как сад погружается в вечерние сумерки. Тени становились длиннее. Легкий ветерок шелестел у них над головами листвой.
– Если хочешь, – сказала Мерседес, – я помогу тебе достать твое подлинное свидетельство о рождении.
Иден подняла голову.
– Зачем?
– Чтобы ты могла разыскать свою настоящую мать.
– Мне это не нужно, – улыбнулась Иден. – Ты же сама только что сказала, что ты моя настоящая мать. А вот кое-что гораздо более важное я должна действительно сделать.
– Что же?
– Найти Джоула.
Лицо Мерседес исказила гримаса страдания.
– Оставь его, дорогая. Довольно того, что вы сделали друг с другом. Кончено. Навсегда.
– Нет, мама. Ничего еще не кончено.
– Он может только принести тебе новые мучения.
– Я никогда не полюблю другого человека, – спокойно сказала Иден. – По крайней мере, так, как я люблю Джоула. Когда папа сказал мне сегодня, что я не… – Она встряхнула головой. – Теперь в том, что я люблю его, уже нет больше греха.
– Это просто абсурд!
– Может быть. Но нас не связывает кровное родство. Остальное меня не волнует. Он должен знать это. Он обещал вернуться ко мне. И не вернулся. Что ж, придется мне самой поехать к нему и все рассказать. Рассказать, что он не мой брат. Что, если он хочет, чтобы я вышла за него…
– Нет! – в отчаянии воскликнула Мерседес.
– Что, если он хочет, чтобы я вышла за него замуж, я согласна, – решительно проговорила Иден. – В Аризоне его уже нет. Не знаю, в Америке ли он вообще. Может быть, решил остаться в Мексике. Я давно уже пытаюсь его найти. Не понимаю, почему он не ищет меня. Как только я достаточно поправлюсь…
– Он думает, что ты умерла, – натянуто сказала Мерседес.
Иден резко повернула голову.
– Что?!
– Поэтому он и не пытается найти тебя. Я сказала ему, что ты умерла. И попросила в больнице, чтобы, если он позвонит, ответили то же самое.
– Мама! Как ты могла!
– Так было лучше.
– Лучше? – Иден побледнела от потрясения. – Как ты могла поступить так жестоко?
– Я хотела, чтобы он оставил тебя. Сейчас ты стоишь на пороге новой жизни. А он пропащий человек, Иден.
– Он не пропащий! Ты ошибаешься, мама. Я спасу его. Так же, как он спас меня. Это мой долг перед ним. Он меня так любит! – Она изо всех сил старалась держать себя в руках и не нагрубить матери. – Ты очень дурно обошлась с ним.
– Это он дурно обошелся со мной, – зло заявила Мерседес. – Он едва не убил тебя. И отобрал у меня больше, чем просто деньги… Но я сказала, что ты умерла, не для того чтобы наказать его. Я только хотела защитить тебя.
Иден медленно покачала головой.
– Да-а, мама, у тебя очень острые когти.
– Я обязана была иметь острые когти! А у тебя вообще нет когтей! – Она сделала глубокий вдох и уже спокойнее добавила: – Ты не такая, как я, Иден. Мы сделаны из разного теста. Ты нежная, а я нет. Ты никогда не умела постоять за себя. Мне же то и дело приходилось пускать в ход когти, чтобы уберечь тебя от неприятностей.
– Я люблю его.
– Я молилась, чтобы это прошло.
– Но это не прошло. И никогда не пройдет. Было почти заметно, как Мерседес боролась с собой.
Ее губы дрожали. Затем она встала и, не проронив ни слова, пошла в дом. Чуть помедлив, Иден последовала за ней. Она нашла мать сидящей в полутемной комнате у окна.
– Я не могу запретить тебе искать его, – холодно проговорила наконец Мерседес. – Но я хочу предупредить тебя, что он может быть морально сломлен. Во время той нашей встречи в пустыне я сказала ему нечто такое, чего он мог просто не вынести. Если же он все-таки пережил этот удар и захочет все рассказать тебе, пусть рассказывает. Я не могу. Эта тайна принадлежит ему. Ему одному.
– Опять секреты и недомолвки, – почти устало произнесла Иден. – Тайны, покрытые мраком. Да кончится ли это когда-нибудь?
– Нет, – ответила Мерседес.
В доме уже стало темно. Иден не спеша обошла комнаты, включая везде свет, пока все вокруг не засияло огнями и тьма не отступила. Потом она вернулась к матери.
– Ты права, мама. У меня никогда не будет таких когтей, как у тебя. Я другая. Но я верю, что могу спасти Джоула. Возможно, он заставит меня страдать. Надеюсь, что этого не случится, но я готова на все. У меня просто нет выбора, мама. Я должна найти его. Он моя судьба.
– Что ж, тогда поезжай.
Иден поцеловала мать в щеку, и они улыбнулись друг другу. У одной улыбка была печальной и загадочной, у другой – чистой и светлой.
Мерседес неподвижно сидела там, где ее оставила Иден, вспоминая высокого грозного человека, с которым она встретилась в пустыне. Как же горели его глаза… точь-в-точь ее собственные – такой же суровой страстью, такой же яростью, такой же силой.
Ее сын. Ее возмездие. Он стоял и смотрел на нее, словно не знал, то ли убить ее, то ли пасть к ее ногам. И в конце концов выбрал последнее.
Может быть, ей тоже следовало упасть рядом с ним на колени и обнять его. И молить о прощении. И не скрывать горя и слез, что она проливала по нему все эти двадцать восемь лет.
Но она не смогла сделать этого. Отчасти потому, что в тот момент главным для нее было уберечь Иден. А отчасти потому, что это оказалось противно ее натуре. Она была выкована иначе. Молот судьбы, обрушивший на нее страшные удары, когда она была еще раскалена добела и податлива, придал ей ту форму, которую, остыв, она уже не могла изменить.
И ей не осталось ничего другого, как только повернуться спиной к сыну и уйти прочь. Да и чем она могла помочь ему? Странно, но она не держала зла на Джоула. Больше уже не держала. Ее злость растаяла без следа. Он разрушил ее маленькую империю. Он заставил ее испытать боль, о которой даже она – большой специалист по части боли – никогда не подозревала. Он отнял у нее ее чудесный дом, имущество, богатство, и все это сжег дотла. Но могло бы быть и хуже. Это подсказывал ей разум. Могло быть гораздо хуже. Он спас Иден. А это важнее любых потерь.
Она начала свою жизнь с нуля. Нулем и закончила. Богатство оказалось всего лишь сном. Да и весь этот мир был просто-напросто сном, выдумкой, мерцающими на экране кадрами кинопленки.
Ее сын напомнил ей о многих давно забытых вещах. О том, как несущественно и бренно любое богатство. И как бесконечно важна жизнь, этот дрожащий огонек в океане беспросветной тьмы.
Что ждет ее за порогом земного существования? Что-то? Ничего? В пятьдесят восемь лет ответ на этот вопрос уже не кажется таким абстрактным, как когда-то.
