Мариус Габриэль
Первородный грех
Книга вторая
Глава десятая
ЛОМКА
Август, 1973
Тусон
Она проснулась вся в поту и слезах. Еще не открыв глаза, она уже точно знала, где находится, так как мысль о случившемся не покидала ее ни на минуту. Даже в своих страшных снах она видела это место и, пробуждаясь, лишь перемещалась из кошмара во сне в кошмар наяву.
Как только она окончательно пришла в себя, у нее начались позывы ко рвоте. Перегнувшись к горшку, она стала блевать водянистой слизью с вкраплениями крови, как это уже не раз случалось с ней раньше. Должно быть, ее измученный желудок опять начал кровоточить. Голова раскалывалась. Она бросила взгляд на стоящий рядом с кроватью поднос в надежде, что там еще осталось хоть немного аспирина. Но тщетно – она давно все выпила.
Она снова откинулась на подушку, чувствуя отвращение к собственному запаху. Ее кожа сделалась землистой, влажной и какой-то неживой на вид. Она даже подумала, что и воняет-то от нее, как от трупа, в котором прекратились все жизненные процессы и начались процессы гниения.
На потолке тускло мерцала лампочка. Воспаленными глазами она уставилась на светящуюся нить накаливания и вскоре уже ничего не видела, кроме бесчисленного множества раскаленных добела червей. Затем закрыла глаза – черви стали постепенно блекнуть и исчезать.
Казалось, что сейчас утро. Раннее-раннее утро. Неужели там, в мире, в котором она когда-то жила, сейчас встает солнце? Впрочем, ей больше по душе были вечерние сумерки. Или даже ночь. Как странно и глупо, что ее волновали подобные вещи! Но она почему-то все равно думала о них.
Часов у нее не было. И она уже потеряла счет завтракам, обедам и ужинам, потому что почти ничего не могла есть. Да еще столько часов кануло в кромешном забытьи ее болезни, которая к тому же стерла, как ей казалось, целые участки ее сознания.
Приступы ломки налетали, как ураган, в течение нескольких часов подряд терзая ее измученное тело, а затем постепенно ослабевали. Она была подобна одиноко стоящему деревцу, у которого злые ветры оборвали все листья, и страшно жалела себя, оплакивая свою загубленную жизнь.
Она надеялась, что умрет, но не умерла. Надеялась, что сойдет с ума, но и этого не случилось. Пока. Она продолжала жить. Истощенная, превратившаяся в скелет, этим утром она все еще продолжала жить.
После того как ее стошнило, она почувствовала себя немного легче. Ураган, казалось, пронесся и теперь бушевал где-то вдали, не причиняя ей вреда.
Она открыла глаза и взглянула на свои тоненькие руки. От браслетов наручников на серой коже образовались припухшие рубцы. На предплечьях четко вырисовывались обтягивающие кости мышцы. Очевидно, в этой душной дыре она сильно потеряла в весе.
До Лос-Анджелеса было очень и очень далеко. Их поездка тянулась бесконечно долго. Часов двенадцать. Может быть, восемнадцать. А может, и все двадцать.
Когда он вошел в кухню и направил ей в грудь винтовку М-16, она сначала подумала, что у нее начались глюки. Затем почувствовала, как тревожно забилось сердце, и брякнула первое, что пришло ей на ум:
– Эй, как ты сюда попал?
Это был дурацкий вопрос. Войти в дом было проще простого, так как Мигель уехал в Мехико со своей шлюшкой. В присутствии старика она всегда чувствовала себя в полной безопасности, даже в последнее время, когда он стал совсем седым.
Расположенный рядом с виллой домик для прислуги тоже пустовал: садовника и его жену Мигель выгнал, а замену еще не подыскал.
Вообще ранчо имело весьма заброшенный вид. Сад зарос. Почти нигде не горел свет. Даже автоматические ворота, оборудованные электронной системой наблюдения, были отключены, ибо в отсутствие Мигеля управлять установленной на них вращающейся телекамерой все равно было некому. И она находилась здесь в полном одиночестве, готовясь вколоть себе очередную дозу, на этот раз двойную, чтобы отрубиться до утра.
Тогда-то и вошел похититель.
Он был неузнаваем: снизу лицо закрывала щетина короткой неухоженной бороды, сверху на лоб падали давно нечесаные космы, а открытые участки лица были разрисованы черными и зелеными полосами камуфляжной краски. И лишь в черных глазах горел беспощадный, дикий огонь. Он весь казался натянутым, как тетива лука. Охваченная слепым ужасом, она в какое-то мгновение подумала, что он действительно выстрелит и разнесет ее тело в клочья.
Вскочив, она выставила перед собой руки, словно надеясь таким образом защититься от пуль.
Удар приклада пришелся ей в плечо и, сбив с ног, заставил распластаться на полу. Стоя над ней, незнакомец направил дуло винтовки прямо ей в лицо. Она увидела его полуприкрытые черные глаза, блеснувшие на причудливо разрисованной физиономии, и, почувствовав какую-то необъяснимую внутреннюю опустошенность, приготовилась к смерти.
Ей почему-то запомнился запах воска, исходивший от сосновых досок пола.
Она заметила лежащий на курке согнутый палец. Заметила систему нарезов в зияющем перед ее носом канале ствола винтовки.
Она неподвижно застыла и ждала. В мозгу проносились мысли о насилии, убийстве, боли. «Мигель», – сокрушенно подумала она.
Он рывком поднял ее на ноги. От боли в плече она жалобно вскрикнула. Дуло винтовки грубо ткнулось ей в горло.
– Заткнись. Ни звука. Ты меня поняла?
Она начала давиться, округлив ослепленные безумным страхом глаза, потом, сделав над собой усилие, кивнула.
Он взглянул на нее черными, как ночь, глазами и тихо приказал:
– Пошли, Иден. Я забираю тебя с собой.
Прикованные к стойкам багажного отделения салона пикапа, руки и ноги совсем затекли, и к тому времени, когда они добрались до места, от дикой боли у нее помутилось сознание. По дороге Иден дважды обмочилась. Она была настолько подавлена и ошарашена, и ее била такая безудержная дрожь, что ему пришлось выносить ее из машины на руках.
Воздух на улице был теплым. Откуда-то доносились щебет птиц и шорох ветра. Какой-то сухой сладковатый запах. Потом он внес ее в дом и по лестнице спустился в подвал, служивший, как она догадалась, чем-то вроде склада. Иден ощущала недюжинную силу этого страшного человека, слышала его прерывистое дыхание.
Когда он стал ее раздевать, она решила, что он собирается ее изнасиловать, и стала сопротивляться. Однако он стянул с нее только футболку. Лифчика на ней не было. Затем приковал ее к стулу.
После этого он снял с ее глаз повязку. Иден начала кричать. Она не хотела смотреть на его лицо, так как прекрасно понимала, что стоит ей только взглянуть на него, и он должен будет убить ее, чтобы в будущем она не смогла сообщить его приметы. Если она увидит его лицо, для нее уже просто не будет никакого будущего.
Зло выругавшись, похититель схватил девушку за волосы и резко запрокинул ее голову назад. Но Иден все равно не открывала глаза, до тех пор пока он не заверил ее, что его лицо скрыто под капюшоном. Только тогда она с опаской, медленно подняла голову.
Ей в глаза ударил слепящий свет фотовспышки.
Затем он снял висячий замок, стягивающий удерживающие ее на стуле цепи, и приковал Иден к кровати. Некоторое время странный человек разглядывал ее сквозь аккуратные прорези для глаз черного капюшона, потом повернулся и, прихватив с собой стул, ни слова не говоря вышел. Стальная дверь, лязгнув, закрылась, снаружи заскрежетал тяжелый засов. Она обвела глазами голые стены и пронзительно
