— Мэнди твердила всем женщинам на приеме, что… — Она не договорила, увидев, что он рвет платье. Звук при этом был, как при отрывании куска от бумажного полотенца. Верена расплакалась.
Раш уронил изуродованное платье на пол и грустно уставился на него. Когда он опять поднял голову, она увидела, что он тоже плачет.
— Ах ты, сучка! Маленькая сучка!
Он повалился на кровать и закрыл лицо ладонями. Его плечи затряслись.
— Пожалуйста, папа… Пожалуйста, не плачь! — Она беспомощно теребила его за плечо. Волосы у него на затылке оказались совсем редкими, и это придавало ему беспомощный вид. Ей захотелось взять его на руки и отнести куда-нибудь, где на него не наступят… — Папа, не надо…
Он поднял голову, вытер лицо.
— Я никогда тебе этого не прощу, — сказал он бесцветным голосом, — У меня были планы. Я думал о тебе, о твоем счастье. Теперь я вижу, что ты этого не заслуживаешь.
— О чем ты говоришь? — Она отползла от него подальше, села и поджала под себя ноги.
— Через пару недель у меня будет больше денег, чем потребовалось бы и на десять жизней. Мы уедем и будем жить как мужчина и женщина…
— Что за чушь! — вскричала она. — Ты совсем выжил из ума — Мы отличаемся от всех остальных. Мы принадлежим друг другу. — Он понизил голос:
— Ты моя!
— Раш, — прошипела она, — лучше прекрати!
— Ты никогда не будешь принадлежать другому. Я думал, ты уже пришла к этому заключению, когда вернулась домой, расставшись со своим панком. Ты моя — и больше ничья!
— Заткнись! — Верена стиснула зубы, зажала руками уши, зажмурилась и что-то загудела себе под нос.
— Ответь, Верена, — сказал он, словно не замечая ее протеста, — по-твоему, ты поступаешь разумно, отвергая меня? — Она пыталась его заглушить, но он перешел на крик:
— А рассказала ли ты малышке Либерти про нас с тобой? Рассказала про милого папочку и свои отношения с ним?
— Никаких отношений больше нет! — Она отняла ладони от ушей и с ненавистью взглянула на отца. — Были раньше — извращенные, ненормальные, но им пришел конец.
— А что происходило недавно в машине? — Он криво усмехнулся.
Она со всей силы двинула его по физиономии, не выдержав кривой усмешки, и поранила ладонь о его зубы. Усмешка не исчезла, только стала кровавой.
— Ах ты, неблагодарная!
Она набросилась на него, принялась молотить кулаками, щипать, царапать до крови, даже впилась зубами в плечо, прокусив шелковый халат. Он заломил ей руку за спину и не отпускал, а только заводил все выше, грозя сломать.
Тогда она широко раскрыла рот и завизжала что есть мочи.
Потом ей удалось заехать ему коленом в пах. Он выпустил ее руку и спихнул с кровати. Она подняла за ножки стул и пошла него, как укротительница на льва.
— Как же я тебя ненавижу! До тошноты, до поноса! Меня от тебя с души воротит! Неужели ты и впрямь воображаешь, что я перечеркну свою жизнь и сбегу с тобой? Чтоб ты знал, меня блевать от тебя тянет! Знаешь, что со мной было в последний раз, когда я вылезла из машины? Меня чуть не вывернуло наизнанку. Знаешь, где тебе место? В психушке, за высоким забором!
Он подбежал к ней и припер стулом к стене. Его глаза горели гневом. Она хрипло прошептала:
— Свинья! Хряк с согнутой спиной, уродливыми ручищами и поганой улыбкой! Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу!
Он заехал ей ребром ладони по лицу, да так сильно, что Верене показалось, будто на нее обрушился кирпич. Она ударилась головой о стену, и висевшее рядом зеркало, обрушившись от сотрясения на пол, со звоном разлетелось на мелкие кусочки. Верена стала медленно сползать на пол; в глазах у нее мелькали искры, она ничего не видела и не слышала.
— Эй, что у вас там творится? — раздался с лестницы голос Аманды. — Рена, дочка, что-то случилось?
Раш отбросил стул и рывком поставил Верену на ноги. Голова и рука у нее отчаянно болели, ей казалось, что вся она вот-вот расползется по швам. Она схватилась за затылок, но Раш снова вцепился ей в руку.
— Перемирие! — крикнула она. Он зажал ей рот и нос, и она почувствовала вкус и запах свежей крови.
— Скажи ей, что все в порядке! — хрипло зашептал он ей в ухо. — Шум ничего не значит. — Он вывернул ей руку. — Говори!
— Верена! Что за грохот? Ты меня слышишь? Я поднимаюсь. Ты поранилась? Раш у тебя? — Верена услышала, как мать идет по лестнице.
— Все в порядке, мама, правда. Мы просто разговариваем. Ступай спать.
— Что это был за шум?
— Я случайно выронила стакан, — ответила Верена, теряя силы от боли в руке. Ей казалось, что она вот-вот лишится чувств. — Все в полном порядке, ма.
— Твоя дочь и я решили кое-что обсудить! — притворно весело крикнул Раш. — Ты знала, что она устроила среди ночи пробежку?
Аманда помолчала, обдумывая услышанное.
— Отложите обсуждение до утра, — сказала она наконец. — Оставь ее в покое, Раш, дай выспаться.
Они услышали, как хлопнула дверь. Раш выпустил Верену.
— Вот это другое дело. Спасибо, дорогая, за сотрудничество в сохранении семейного взаимопонимания. Зачем тревожить бедняжку мать — она и так переволновалась, когда ты согласилась на роль вопреки ее возражениям. Давай сообщим ей нашу новость за завтраком.
— Какую новость? — Верена пощупала ссадину на щеке.
— Хорошую. Что ты решила отказаться от роли.
— И не подумаю! Роль моя, и ты мне не помешаешь, Раш. — Она усмехнулась; — Если ты будешь ставить мне палки в колеса, я расскажу про твой план дяде Арчеру. Я всем раструблю, я опубликую в газетах разоблачение!
— Ничего у тебя не выйдет, — сказал он равнодушно.
— Откуда такая убежденность?
— Только попробуй! Я пойду к твоей мамаше и все ей расскажу. Пусть знает, какая у нее испорченная дочь. А когда я все расскажу ей, она расскажет Арчеру. Она всегда все ему рассказывает. После этого ты уже не будешь их обожаемой девочкой.
Верена хотела что-то сказать, но передумала. Возразить было нечего.
— Итак, дорогая моя, завтра за завтраком я надеюсь на твою помощь. Как она обрадуется!
Из глаз Верены полились слезы, а рука разболелась еще сильнее…
Чудесный солнечный день середины лета. Она сидит в своем любимом шалаше на вершине дерева и вдыхает аппетитные запахи готовящегося обеда. Раш ушел играть в сквош с дядей Арчером, и она осталась одна в старой резиновой покрышке, которую Арчер сам затащил на дерево, чтобы сделать шалаш удобнее. Покрышка словно специально придумана для Верены. Она смотрит вверх, на дубовые листья, подсвеченные заходящим солнцем. На ней прошлогодние шорты, которые в этом году стали ей малы. Случайно она разводит ноги, пальцы также случайно оказываются внутри шортов… Здесь, под покровом листвы, ее никто не увидит, но, посмотрев в щелку между досками, она замирает от ужаса. Вместо того чтобы играть в сквош, Раш перебросил с крыши своего кабинета прямо к шалашу широкую доску и в три прыжка преодолел шаткий мостик. Теперь он стоит перед ней в белых теннисных шортах и тяжело дышит.
— Я пришел посмотреть, как ты безобразничаешь. — Он ухмыляется и велит ей снять шорты. — Очень удобная покрышка.
