— Супруга сенатора Ричмонда уже прибыла?
— Нет еще. «Люкс» ждет ее. Равно как и четыре дюжины желтых роз. Профессиональный теннисист уже нанят на весь завтрашний день.
— Отлично.
Джино должен был увериться в том, что Бетти Ричмонд будет оказан надлежащий прием. В ее джорджтаунском поместье его принимали чуть ли не как коронованную особу, и сейчас Джино не хотел остаться в долгу. А спать ему с ней или пет — это уже совсем другой вопрос. В сексуальном плане Бетти ничуть не возбуждала его. Однако когда он оказывался рядом с ней в постели, когда его обвивали ее мускулистые ноги, а лоно звало, звало к себе — о Боже! При одном воспоминании об этом Джино почувствовал неодолимое желание. И это буквально через пять минут после Мисс-Как-Ее-Там. Совсем неплохо для мужчины, которому через две недели исполнится шестьдесят.
Бетти Ричмонд имела все основания остаться довольной тем, как к ней отнеслись в «Мираже». Крейвен, ее сын, с восторгом озирался вокруг.
Они вошли в свой номер-люкс, пропустив вперед носильщиков, тащивших пятнадцать битком набитых чемоданов.
— Пф! — пренебрежительно бросила Бетти, раскрывая настежь окна. — Большей безвкусицы мне еще не приходилось видеть.
— Да, мама, — согласился Крейвен. — Полная безвкусица.
— Какая вульгарность.
— Абсолютная.
— Краны из золота, а!
— Ужасно.
— Ну, а чего же еще следовало ожидать?
— Она здесь, — объявил Марко.
Джино кивнул. На день позже, по все-таки приехала.
— Чем она занята?
— Играет в теннис. Разделывается с профессионалом.
— Ты смеешься!
— У нее просто убийственный удар. Джино расхохотался.
— Сообщи ей, что мне хотелось бы поужинать с ней. Пусть приходит сюда в половине седьмого.
— Хорошо, босс.
Чуть позже Марко вернулся, чтобы уведомить Джино: миссис Ричмонд благодарит за приглашение, однако она уже связана предыдущей договоренностью, поэтому нельзя ли встретиться несколько позднее, скажем, в десять вечера?
Джино пришел в ярость. Она приехала, чтобы просить его об одолжении, и вот он должен болтаться где-то, дожидаясь ее! Неслыханно!
— Передай миссис Ричмонд, что десять вечера для меня неудобно, — звенящим от напряжения голосом сказал он. — Пусть тогда уж будет одиннадцать, От нее Марко пришел со следующим: миссис Ричмонд сказала, что одиннадцать ее полностью устраивает — в ее номере.
— Замечательно, — откликнулся на это Джино. — В моем.
Бетти Ричмонд появилась в пять минут первого, выглядя настоящей спортсменкой — голубого цвета платье, загорелая кожа, волосы зачесаны назад и охвачены голубой же лентой.
— Прошу меня извинить, но это такое очаровательное место — не знаешь даже, с кем столкнешься в следующее мгновение.
— Да.
Джино демонстративно посмотрел на часы.
— Надеюсь, я не заставила тебя ждать, — с тревогой в голосе проговорила она. — Или теперь уже слитком поздно обсуждать вопрос нашего благотворительного вечера? Может, утром, во время завтрака?
— Можно и сейчас. Я беседовал с Тини Мартино, он говорит, что, возможно, — всего лишь возможно, обрати на это внимание — он будет в состоянии устроить это.
— О, он все сделает!
— Я же сказал — возможно.
— Нет-нет, все в порядке. Он наверняка все сделает. Я виделась с ним сегодня вечером, замечательный мужчина, и он дал мне свое твердое «да».
Джино нахмурился. Господи! Зачем же он ей понадобился? Она сама все может организовать. Он пожалел о том, что обещал помочь с этим чертовым благотворительным спектаклем.
В семь часов утра его разбудил телефонный звонок личного аппарата: этим номером пользовались лишь самые близкие ему люди, да и то лишь в случае крайней нужды. Звонил Коста, из Нью-Йорка.
— Джино, у меня плохие новости.
— Что такое?
— Лаки. Она удрала из школы.
— О Боже!
— Оставила две записки.
— Что в них?
— Что-то насчет того, что ей необходимо обо всем подумать, чтобы мы не беспокоились за нее, что она отправляется в Лос-Анджелес.
— Черт возьми!
— Я велел школе не поднимать шума. Они стараются помочь.
— Хоть это хорошо.
— Что ты хочешь, чтобы я предпринял?
— Не знаю… Господи! Вот дурочка'. — На мгновение он задумался. — Вот что, ничего не делай. Просто положи трубку. Я сейчас же лечу к тебе. Поговорим, когда доберусь до Нью-Йорка.
— По-моему, это самое лучшее.
— Пока.
Он перевел дух. Лаки. Дрянная девчонка. Она сама напрашивается на порку. Что ж, придется ей это устроить. Когда она отыщется, конечно.
ЛАКИ. 1966
Два исключительно вежливых француза, одетых в безукоризненные смокинги и темные брюки, негромко, по настойчиво спорили о чем-то с встревоженным Уоррисом Чартерсом.
— Да говорю же вам — им обеим давно уже больше двадцати одного года, — настаивал он.
— Я уверен в этом, сэр, — согласился с ним один из споривших. — Но у нас тут свои правила, и пока леди не предъявят свои паспорта… — Он по-галльски пожал плечами.
Лаки захотелось хихикнуть. Вся эта сцена представлялась ей такой нелепой. Вот — они с Олимпией, разодетые в тетушкины платья, вот — злой, краснолицый Уоррис, вот — глазеющая на них публика.
— Господи Боже мой! — громко произнесла Олимпия. — Это просто смешно. Пошли!
— Нет, — упрямо воспротивился Уоррис. — Правила пишутся для того, чтобы их нарушать.
— Только не в этом казино, сэр, — невозмутимо заметил один из «смокингов».
— Долбаные лягушатники! — неожиданно взорвался Чартере. — Что вы вообще понимаете?
Видя, что посетитель вышел из себя, француз сделал знак двум фигурам у дверей. Фигуры надвинулись на Уорриса, с обеих сторон крепко подхватив его под локти. Это окончательно взбесило Чартерса, и он еще более громким голосом принялся выкрикивать оскорбления.
— Дивно! — вздохнула Лаки, кося взглядом на Олимпию. — Кто же он такой, этот твой друг?
Олимпия нервно накручивала на палец белокурый локон.
В это мгновение из подъехавшего белого «роллс-ройса» выбралась энергичная темноволосая
