день ото дня.
Если бы только знать, куда Лаки скрылась — он смог бы присоединиться к ней. Но нет — у него и представления не было о том, где находится сестра. Расстроенный, он вернулся в класс.
— Все в порядке, Дарио? — обратился к нему учитель рисования, Эрик.
— Да, сэр.
— Ты уверен?
— Да, сэр.
Сидевший сзади паренек негромко передразнил: «Да, сэр» и хихикнул.
Дарио не обратил на это внимания. Он воспитал в себе удобную привычку не замечать того, что делали вокруг него другие. Холодное равнодушие к происходящему вокруг давало ему чувство некоторого духовного превосходства. Это куда лучше, чем болезненно реагировать на всевозможные выпады я постоянно ввязываться в драки.
Эрик подошел к его столу, чтобы окинуть критическим взглядом выполненный углем набросок пловца.
— Х-м, — промурлыкал он. — Неплохо, Дарио, очень неплохо. Задержись после занятия, я хочу поговорить с тобой.
— Да, сэр.
В голову Джино лезли самые разные мысли. Он представлял себе Лаки добирающейся автостопом до Калифорнии — в узеньких выцветших джинсах и свободно болтающейся спортивной майке. Он так и видел какого-нибудь придурка-водителя грузовика, согласившегося подвезти ее. А потом недолгая борьба, он овладевает ею — и безжизненное тело дочери летит в придорожную канаву.
Ей всего пятнадцать лет. Ребенок. И если только этот выродок дотронется до нее…
Дженнифер в Коста находились при нем неотлучно. Дженнифер все суетилась, следила за тем, чтобы Джино хоть что-нибудь ел, уверяла его в том, что с Лаки ничего страшного не случилось.
— Она ведь в точности, как ты, Джино, дорогой. Она сможет за себя постоять.
— Она ребенок, Джен.
— Нет, Джино, она уже выросла. Я чувствую, что у нее все в порядке. Я это знаю.
Джино свел брови и подумал, что с Олимпией Станислопулос он будет говорить сам. Требовалось убедиться, что она и в самом деле ничего не слышала о Лаки.
Матери Олимпии дома не оказалось, она отправилась в какой-то круиз, но ее секретарь дала Джино номер парижского телефона Олимпии. Целый день без всякого результата он накручивал диск. В конце концов, отчаявшись, он дозвонился до Афин, ее отцу. Тот не пришел в восторг, когда его подозвали к телефону в разгар важного совещания.
— Олимпия, без всяких сомнений, находится в Париже, где берет уроки иностранного языка, — кратко ответил он. — Я свяжусь с ней и попрошу ее перезвонить вам.
— Благодарю вас, — так же сухо произнес на другом конце провода Джино. — И чем быстрее, тем лучше.
Эрик, учитель рисования, сказал:
— Я заметил, что ты, похоже, не вписываешься в класс. Ты… совсем другой.
— Да, — вызывающим голосом бросил в ответ Дарио. — Я не такой, как эти маленькие
ничтожества.
— Знаю. Это и так видно. Ты более… чувствительный. Добрый.
Дарио не приходилось задумываться над этим, однако он тут же отозвался.
— Да, видимо, так.
— Я знал это, — негромко проговорил Эрик. — Я понял это сразу же, как только тебя увидел.
Внезапно Дарио почувствовал себя неловко. Эрик как-то очень странно смотрел на него.
— Ты похож на меня, — продолжал Эрик. — Я тоже был… другим в школе. Одноклассники ненавидели меня за то, что я любил рисовать… любил хорошие книги… красивые вещи…
— Правда? — Дарио старался выглядеть заинтересованным, хотя на самом деле слушать историю жизни Эрика ему уже наскучило.
— Может, ты захочешь провести у меня уик-энд? — будничным голосом заметил Эрик. — Ты ведь никогда не ездишь домой. Мы бы неплохо провели время, тебе наверняка понравилось бы.
Дарио попытался представить себя рядом с Эриком. Тому было двадцать четыре года, песочного цвета волосы, крепкое телосложение и чистые, прозрачные серые глаза.
— А что мы будем делать? — осторожно спросил Дарио.
— Что захочешь. Кино, боулинг, можно поплавать в бассейне, нас ждет куча вкусной еды. Что скажешь?
— Пожалуй, — медленно выговорил Дарио. — А почему бы и нет?
Эрик улыбнулся.
— Ив самом деле — почему? Только пусть это будет нашим маленьким секретом. Не нужно никому ничего говорить. Сам понимаешь — школьные правила и все прочее.
Дарио улыбнулся. Неожиданно он ощутил, что кому-то нужен. Ведь не каждого приглашает к себе Эрик на уик-энд.
Димитрий Станислопулос позвонил Джино ровно через двадцать четыре часа.
— У нас возникла проблема, — напряженным голосом сказал он в трубку.
Теперь это было «у нас».
— Да?
— Олимпии в Париже нет. Она взяла одну из моих машин и удрала.
— А-а… — Джино вздохнул и сразу же почувствовал себя увереннее. По крайней мере, известно, что Лаки наверняка находится вместе с подругой.
— Она у меня очень упрямая и самостоятельная, — устало пояснил Станислопулос. — Вы, пожалуй, назвали бы ее неконтролируемой. К тому же Олимпия легко поддается влиянию. Подозреваю, что вместе с вашей дочерью, Лаки…
— Вы представляете себе, где они могут быть?
— Понятия не имею. По я тут же объявил машину в розыск. Думаю, что поиски не займут много времени.
— Надеюсь. Если бы ваша супруга не настаивала так на том, что Олимпия в Париже…
— Моя жена верит в то, что ей говорят. Жаль, что вы не связались со мной раньше.
— Да мне и самому жаль.
Они договорились встретиться в Париже на следующий же день. Разговор был закончен.
— Лучше бы тебе отправиться со мной, Джен, — умоляющим голосом произнес Джино. — Один я с ней не справлюсь.
— Ты должен. Она твоя дочь. Ты обязан найти с ней общий язык, пока еще не стало слишком поздно. Поговори с ней, разберись, выясни, почему она это сделала.
Ну что ж, он попробует. После того как выбьет из этой чертовки душу. Он попробует.
ЛАКИ. 1966
Как это случилось, что Пиппа Санчес вошла в их жизнь?
Вечером она послала боливийского ювелира ко всем чертям, забрала из отеля свои вещи и забралась на сиденье белого «мерседеса».
— Ты не будешь против? — нежным голоском осведомилась она у Олимпии. — Пока мы не покончим с нашими делами?
— О чем речь!
Утром следующего дня Лаки, выйдя на кухню, уставилась на свою подругу.
— Почему мы здесь торчим? В конце концов, это уже начинает надоедать. Я думала, что мы будем развлекаться.
