«Возможно, она все-таки пила не чай со льдом, – подумал Шон. – Если бы я был вынужден вернуться в ту комнату, к тому сейфу, я тоже попытался бы оглушить себя спиртным».
Шон и Дэни застыли в кустарнике, чувствуя дыхание друг друга. Катя прошла мимо на расстоянии менее двадцати ярдов.
Если бы Шон был абсолютно уверен, что ему удастся прикончить Катю без единого звука, он сделал бы это – хотя бы для того, чтобы беспрепятственно похитить файлы.
Но он не доверял внешней беспечности, с которой держалась Катя. За ее спиной на садовой дорожке сгустилось слишком много теней, которые вполне могли оказаться одним или несколькими телохранителями, следующими за Катей на почтительном расстоянии.
Это старая уловка, предназначенная, чтобы выманить противника из укрытия. Древний трюк, который обычно действовал безотказно: стоило продемонстрировать аппетитную наживку, а затем умело подсечь рыбку, выпрыгнувшую из темноты.
В этой игре Шон был согласен рисковать собственной шеей, но никак не жизнью Дэни.
Прислушиваясь к собственным мыслям, Шон вдруг поморщился. Ему следовало беспокоиться прежде всего о винчестере, а не о Дэни.
'И все-таки я тревожусь за нее, – ответил он самому себе, – и тут уж ничего не поделаешь. Придется с этим примириться и перестать удивляться. Немало людей в мире погибают с удивленным выражением на лице. Во всяком случае, как бы Катя ни заслуживала смерти, не забывай о словах Кассандры: самая ценная информация – всегда та, о существовании которой у тебя не подозревает твой противник.
Стоит мне прикончить красотку Катю, как Касатонов сочтет всю операцию провалившейся и примется заметать следы.
Начиная с шелка'.
Шон отбросил мысль об убийстве Кати, оставив это на крайний случай, и настроился на ожидание с терпением человека, целыми днями предававшегося медитации под пронизывающими ветрами Тибета.
Приблизившись к двери, Катя отпустила подол платья и неторопливо выудила ключ от дома из крошечной сумочки, расшитой блестками. Чтобы открыть замок, ей пришлось опустить зонт, и ее роскошные волосы почти сразу потемнели и слиплись под проливным дождем.
Шепотом выругавшись по-русски, она принялась неуверенными движениями вставлять ключ в скважину. После продолжительной возни с замком и ключом и еще нескольких ругательств дверь наконец открылась.
– Приготовься, – одними губами произнес Шон. – Стоит ей взглянуть на провода и винчестер, и здесь начнется черт знает что.
Дверь закрылась за Катиной спиной.
Шон не спускал с окон глаз. Он заметил, как в окнах промелькнула тень – Катя прошла через гостиную, не включая верхний свет.
Спустя несколько секунд Катя оказалась в спальне и включила тусклую лампу на столике у постели. Выделяясь отчетливым силуэтом в окне, Катя потянула вниз молнию на платье, переступила через искрящуюся алую ткань и пинком отбросила ее в сторону. За платьем последовал лифчик и чулки.
Дэни искоса взглянула на Шона.
Он время от времени оглядывался, смотрел во все стороны, кроме окна, за которым раздевалась Катя. Он уже знал, что происходит внутри дома. Теперь его гораздо больше тревожило происходящее снаружи.
Потянувшись, Дэни еле слышно забормотала в ухо Шону:
– Ты и вправду умеешь развлекать спутниц. Я еще никогда не видела стриптиза.
Шон не знал, что делать – засмеяться или задушить Дэни за то, что она чуть не рассмешила его, когда ему следовало быть настороже, готовым ко всему, что только потребуется, – убить, умереть или довольствоваться чем-то средним.
Он покачал головой и прикрыл пальцами губы Дэни. Сквозь тонкую резину перчатки ее губы казались прохладными в отличие от дыхания. Его тепло Шон ощущал всей кожей.
Катя побрела через спальню в ванную, а спустя несколько минут вышла оттуда с большим полотенцем, которым старательно вытерлась, прежде чем соорудить тюрбан на мокрых волосах. Вытащив из шкафа купальный халат, она удалилась в сторону гостиной.
Шон убрал руку от губ Дэни и приготовился рывком поставить ее на ноги и бежать.
«Хорошо уже то, – успокаивал он себя, – что я так и не заметил сидящих в засаде охранников».
По крайней мере пока.
К глубокому облегчению Шона, свет в гостиной остался приглушенным. Он слегка расслабился.
Похоже, сегодня Катя достаточно нагрузилась, чтобы яркий свет резал ей глаза, решил он.
В напряжении он следил за тем, как Катя продвигается через комнату мимо компьютера, к бару. Она взяла с полки стакан, открыла морозильник и плеснула себе щедрую порцию водки.
Стакан даже не успел запотеть, прежде чем Катя выпила водку одним глубоким, жадным глотком.
– Должно быть, у нее проблемы со сном, – пробормотала Дэни.
– У нее просто проблемы.
Налив в стакан вторую, не менее щедрую порцию водки, Катя медленно побрела обратно в спальню. Дойдя до раздвижной двери, из которой выскользнул Шон, она остановилась, словно что-то вдруг привлекло ее внимание.
Дьявольщина! Шон мысленно выругался. Неужели он даже босиком испачкал ее девственно-белый ковер?
Катя встала в дверях, раздвинула тонкие шторы и уставилась в непроглядное ненастье. Вспышка молнии на миг высветила ее лицо.
Ее кожа оттенком напоминала белое мраморное надгробие, глаза налились призрачным блеском. На лице застыло безумие.
Шон и Дэни похолодели. Катя стояла на расстоянии всего нескольких футов, глядя на них в упор.
Но вскоре Шон понял: Катя не замечает ничего, кроме собственных мыслей.
Выражение на лице Кати медленно менялось. Гримаса безумия сменилась леденящей душу улыбкой, при виде которой Дэни захотелось сорваться с места и броситься прочь очертя голову.
Катя подняла запотевший стакан в насмешливом тосте миру, столь легко вязнущему в коррупции. Затем, запрокинув голову, она выпила излюбленный напиток до последней ледяной капли.
Занавеска выпала из ее пальцев. Неверным шагом женщина направилась к постели. Стакан выскользнул из рук и покатился по ковру.
Словно путешествуя по пересеченной местности, Катя дважды меняла курс, пока наконец не рухнула на постель. Даже приглушенный свет лампы у постели резал ее зрачки, расширенные алкоголем. Катя повозилась с выключателем, но безуспешно. Выдернуть штепсель оказалось проще – этим она и ограничилась.
Спальня потонула во мраке.
– Пусть все твои сны будут кошмарными, шепотом пожелал Шон. Дэни содрогнулась.
– Даже за миллион баксов я не согласилась бы вытерпеть похмелье, которое, наверное, ожидает ее по утрам, – заметила Дэни. – Должно быть, она скучает по своему демону-любовнику.
– Любовь – слово, совершенно неприменимое ни к Кате, ни к Касатонову.
– Ну тогда – по демону-блудодею, которому недостает…
Ладонь Шона зажала рот Дэни. Он сам чуть не прыснул от смеха.
– Послушай, твой язык доведет нас до беды, – пробормотал он.
Из-под ладони Шона послышалось сдавленное мычание, и он так и не понял, что это было – протест или согласие. Впрочем, ему было все равно.
– Ты сумеешь пробраться через щель в ограде одна? – спросил он еле слышно, наклонившись к уху Дэни.
