дорожную сумку, и непременно свалился бы лицом вниз, если бы Ноа его не поддержал.
Оказавшись в автомобиле Брекинриджа, актер несколько минут сидел неподвижно, хмуро уставившись в ветровое стекло. Затем спросил:
– Я свалял дурака, да?
– Пожалуй, можно сказать и так. Прежде всего как вы вообще оказались на этом приеме?
– О, меня туда заманили. Синди Ходжез подвезла меня на своей машине и пригласила отправиться на прием вместе с ней. Я согласился, в надежде, что смогу наткнуться там на продюсера, который захочет предложить мне роль, пусть не главную. Дьявольщина, ведь я всегда мечтал встретиться с каким-нибудь продюсером, и судя по всему, тот парень, которого я ударил, был одним из них. Когда я позволяю себе перебрать, мне как будто шлея под хвост попадает, и в конце концов я обязательно затеваю с кем-то ссору. Доктор… – Он неожиданно ухватился за руку Ноа, отчего машина вильнула в сторону. – Вы и впрямь думаете, будто в силах мне помочь?
Ноа высвободил руку.
– Мы можем только попытаться. Но нам случалось помогать людям и в более тяжелых случаях, чем ваш, если только это послужит вам утешением.
– Не могу себе представить, чтобы кто-то попадал к вам в худшем состоянии, чем я, – мрачно заметил Рем и погрузился в молчание. Примерно в квартале от Клиники он вдруг воскликнул:
– Эй, я ее вспомнил! Я так и знал, что где-то встречал ее раньше.
– Кого вы вспомнили? – без особого интереса осведомился Ноа.
– Ту самую женщину, у которой мы были в гостях. Ее имя Мэй Фремонт. Я не видел Мэй лет восемнадцать, а может быть, и все двадцать.
Глава 5
Мэр Уошберн, с зажженной сигарой в одной руке и рюмкой вина в другой, приблизился к Зое.
– Вам следовало бы благодарить судьбу, мисс Тремэйн, за то, что доктор Брекинридж оказался рядом. Он предотвратил довольно неприятную сцену у вас в доме. А вы еще так враждебно настроены к Клинике!
Зоя пожала плечами:
– Разумеется, я признательна ему за помощь, но это ни в коей мере не повлияет на мое отношение к Клинике.
Мэр покачал головой:
– Вы – странное создание. Мне никогда не удавалось понять вас до конца.
– Я ведь женщина, – отозвалась она с легкой улыбкой. – Считается, что мужчины не в состоянии постичь женскую душу.
– Я вовсе не это хотел сказать, – проговорил мэр раздраженно, размахивая сигарой. – И вы это знаете.
– Вот как? Тогда что же вы имели в виду? – осведомилась она с искренним, казалось, недоумением.
– Ваше враждебное отношение к Клинике. И вашу инициативу по ограничению роста города, будь она неладна. Если бы вы и эти недоумки, ваши сторонники, настояли на своем, Оазис снова вернулся бы в глубину темных веков. Клиника – самая большая удача, которая когда-либо выпадала на нашу долю. Благодаря ей наш город стал не просто точкой на карте. У Оазиса большие перспективы – теперь мы широко известны.
– О да, тут я с вами вполне согласна. Мы и в самом деле стали знаменитыми. Стоит только упомянуть Оазис, как тут же приходят на ум алкоголизм и наркомания.
– И что в этом плохого?
– По-моему, тут есть много негативных сторон.
– Клиника предоставляет людям необходимую им помощь.
– Я бы предпочла, чтобы она предоставляла их где-нибудь в другом месте. – Обычно Зое доставляли удовольствие такого рода словесные дуэли с мэром Уошберном, но сегодня интерес начисто отсутствовал. Лицо Тодда Ремингтона постоянно маячило перед ее глазами, подобно грозной тени. – Что же касается причин моего противодействия Клинике, то я уже не раз высказывалась на этот счет на публичных митингах. То же самое относится и к инициативе нашей группы по ограничению роста Оазиса. Мы не хотим, чтобы наш маленький уютный городок превратился в шумный мегаполис. И я уверена, что избиратели на предстоящих в ноябре выборах поддержат нас. Мэр Уошберн, я выбрала Оазис, чтобы провести здесь свои так называемые золотые годы в тишине и покое. А теперь взгляните вокруг! Тут ничем не лучше, чем в Палм-Спрингс, а то и хуже.
– И чем вам так не нравится Палм-Спрингс? Туда съезжаются крупные финансовые воротилы. Была бы на то моя воля, мы бы оставили Палм-Спрингс далеко позади, – не упустил мэр случая прихвастнуть.
– Была бы на то моя воля, вы бы никогда не настояли на своем.
Тут к ним подошел Отто Ченнинг, держа в руках тарелку с закусками.
– Чарльз, если вы хотите перекусить, советую не медлить, не то вам ничего не достанется.
Уошберн проворчал что-то в ответ, затем приоткрыл было рот, желая еще что-то сказать Зое, но тут же передумал и удалился.
– Благодарю вас, Отто, – с облегчением вздохнула Зоя.
На его лице появилась обаятельная улыбка.
– Кажется, Чарльз сегодня куда многословнее, чем обычно?
– Не совсем так, однако в большей степени, чем я сейчас в силах выдержать.
– Чарльз изводит всех своим вечным брюзжанием.
– Разве в таком тоне говорят о приятелях?
– Приятелях? – Ченнинг приподнял брови. – В последнее время мне не часто приходилось слышать это слово. Обычно его используют применительно к политикам и сотоварищам по камере.
– Тогда, пожалуй, я выразилась достаточно точно. Как вам кажется?
Лишь на одно мгновение во взгляде Ченнинга мелькнул гнев. С вежливой улыбкой он пожал плечами:
– Не каждый может выбирать себе партнеров по собственному желанию, Зоя.
В его манерах присутствовал некий налет доверительности, словно он хотел поделиться секретами со старым другом. Зоя внутренне насторожилась, в который раз напомнив себе, что ей следует видеть в Отто Ченнинге врага. Он мог казаться таким чертовски милым и так умел расположить к себе собеседника, что порой она невольно забывала, каким порочным и безжалостным человеком он был на самом деле. Они стали антагонистами еще задолго до того, как Зоя познакомилась со Сьюзен, но Зоя никогда не питала неприязни к нему лично, а лишь к тому, что он олицетворял в ее глазах. Когда Сьюзен поведала ей о том, как он обошелся с ее матерью, Зоя поначалу отнеслась с недоверием к большей части ее рассказа. Однако, узнав девушку поближе, она убедилась, что в Сьюзен нет и грамма притворства, и стала относиться к Ченнингу более осторожно. Да, в его характере слишком отчетливо проступали черты жестокости, даже садизма, а также явная склонность пренебрегать чувствами других людей. Ей стало ясно, что у Отто отсутствуют какие бы то ни было понятия о морали и он смотрит на все лишь с точки зрения собственной выгоды.
На пороге банкетного зала Зоя заметила Сьюзен. Девушка на минуту выглянула оттуда, но, увидев отца, развернулась и снова скрылась в доме.
Ченнинг тоже заметил ее.
– Моя дочь в течение всего вечера избегала меня, словно зачумленного, – произнес он с притворной грустью.
– Насколько я понимаю, у нее есть на то причины.
– Что она вам успела наговорить? Надо полагать, речь шла о ее матери. Она винит меня в ее смерти и даже не пытается этого скрывать.
– И судя по всему, не без оснований.
– Девочка преувеличивает. – Ченнинг пожал плечами, нимало не смутившись. – Моя покойная жена была безнадежной алкоголичкой, Зоя. Я делал для нее все, что было в моих силах, однако это не принесло пользы. Я даже пытался поместить ее в какую-нибудь специальную клинику вроде той, которую вы так ненавидите. Но она отказалась, хотя там ей могли бы помочь.
