гала-вечере. И именно из газет узнала, что лорд Уитли частенько обедает у Атертонов. Потом она увидела его и воочию. Несколько раз он даже сказал ей «добрый вечер», когда она помогала гостям раздеваться и одеваться в холле. А однажды Элфрида перехватила его заинтересованный взгляд, устремленный на ее ноги. Точнее, на то место, где они сходились.
— Тут она, — ответила Африка, вынимая из-за пазухи стопку газет и кладя их на покрывало. Служанка овладела английским пока в той же мере, что и ее хозяйка. — Дождь идет, — добавила она некстати.
Элфрида молчала. Торопливо раскрыв «Экспресс», она стала лихорадочно искать упоминания о себе и Селвине в заметке, где рассказывалось о Мейферском бале,[5] на котором они отметились два дня назад. Там присутствовал один из подручных Росса Бенсона вместе со знаменитым фотографом Ричардом Янгом, так что она вправе была ожидать, что… Элфрида торопливо пробегала глазами по строчкам. Вот знакомые имена… Роджер Мур, Джоан Коллинз, герцогиня Йоркская, Элтон Джон… Сердце ее упало. О лорде и леди Уитли не было ни слова! А с единственной фотографии, сопровождавшей материал, улыбалась герцогиня Йоркская — в бальном платье от Касандры Роде, принимающая от кого-то букет цветов. Раздраженно отшвырнув газету, Элфрида принялась за яичницу и густо намазала маслом одну из булочек. Господи, ну когда же и о ней станут писать и снимать ее для глянцевых обложек журналов? Разве она не стала членом узкого круга английской аристократии? Ведь вот же: во втором издании Дебретта «От пэров до баронетов» она уже значилась как вторая жена Селвина. А рядом красовался и их герб с девизом на щите: «Semper paratus», что означало: «Всегда готов!» По правде говоря, Элфрида жалела о том, что у Селвина не хватило фантазии придумать что-нибудь более благородное. Скажем: «С верой и отвагой!» или «Господь на страже добра!». Девиз Уитли у нее ассоциировался в сознании лишь с телевизионной рекламой батареек для ручных фонариков.
— Еще что-нибудь? — спросила Африка. Она уже подобрала с пола обувь и одежду, разбросанную хозяевами вчера вечером.
— Нет, — резко ответила Элфрида. — Ступай вниз. Возвращайся к своим обязанностям.
Откинувшись на пухлые белоснежные подушки, Элфрида принялась жалеть себя. Господи, только бы кончился дождь! Что же она будет делать, если прием отменят? Как она это переживет? «Бывшая моя хозяйка леди Атертон, — с неприязнью подумала Элфрида, — конечно же, раньше всех узнает о том, какое решение примет королева по поводу сегодняшнего дня». Фрейлины ее величества всегда все узнавали раньше других, а если верить светской хронике «Таймс», то сегодня при королеве будет находиться именно леди Атертон. И вообще всякий раз, когда Елизавета выходила на люди, сообщения о таких мероприятиях неизменно заканчивались словами: «Присутствовала графиня Атертон».
Они, разумеется, не разговаривали друг с другом — Элфрида и Селия Атертон. После всего что произошло. А когда случайно повстречались на одном из вечеров, Селия отвела глаза в сторону и продолжала разговор со своими друзьями так, будто Элфриды вообще рядом не было. Она посмотрела на свою бывшую служанку как на пустое место, но при этом сделала это так изящно, что могло сложиться впечатление: Селия и правда не заметила Элфриду. Элфрида терпеть не могла, когда ею пренебрегали, и обидчиво надулась. Тот случай лишь укрепил ее честолюбивую решимость занять свое и достойное место в кругу высшей английской знати. А пока оставалось лишь утешаться тем, что ее Селвин гораздо богаче лорда Атертона. Пусть Селвин староват и с причудами, но он, по крайней мере, не жмот. Элфрида имела возможность покупать себе любые платья. А на свадьбу он подарил ей еще и кое-какие драгоценности. Наконец, Селвин купил дом в Болтонсе, в одном из самых привилегированных кварталов города, где сплошные сады и такая тишина, что с улицы донесется разве что урчание ожидающего «роллс-ройса» или шорох бархатки, которой лакей протирает медный дверной молоточек. Особняк был оштукатурен набело и походил на гигантский торт-мороженое. Между прочим, соседним домом одно время владел сам Дуглас Фэрбенкс.
Селвин нанял Нину Кэмпбелл — она выполняла заказ по дизайну для интерьеров новой резиденции герцогов Йоркских, — чтобы та как следует, оформила особняк в Болтонсе. За исключением спальни. Элфрида настояла на том, чтобы спальню сделать самой. Селвин пусть и с неохотой, но уступил.
И вот она лежала сейчас в постели, держа в одной руке булочку, в другой — персик, и испытывала чувство глубокого удовлетворения. Между прочим, у графини Атертон — даже у самой королевы, если уж на то пошло, — никогда не будет такой спальни.
Бирюзовый атлас и позолота в изобилии присутствовали в драпировках, резных украшениях, лепнине, портьерах, фестонах и всевозможных оборочках. Обшарив весь Лондон, Элфрида нашла и повесила на стены с обоями из плиссированного шелка позолоченные зеркала. Вообще позолота лезла в глаза отовсюду: с мебели, ламп, настенных бра, наконец, с большого орла с раскинутыми крыльями, висевшего над кроватью. Увидев все это в первый раз, Селвин саркастически поинтересовался, куда жена планирует водрузить американский флаг.
Элфрида не обиделась. Она понимала, что их особняк благодаря стараниям Нины Кэмпбелл обставлен в строгом сдержанном стиле и с большим вкусом. За исключением спальни. Но именно в ней Элфрида чувствовала себя счастливой. Здесь она могла подолгу валяться в постели, глядя на лепнину потолка и повторяя про себя: «Я добилась своего! Добилась!» Нищета канула в прошлое. Теперь больше не нужно горбатиться на чужих людей, присматривая за их детьми. Нет нужды без конца мечтать о красивых вещах и замирать от страха при мысли о том, что их никогда не будет. Все у Элфриды теперь есть. Благодаря ее находчивости и деньгам Селвина. А пройдет время — и ее заметят-таки эти чертовы английские газеты и журналы. Даже если придется за это заплатить.
В спальню вернулся Селвин. Его редкие волосы были гладко зачесаны и от него исходил тонкий аромат духов от Пако Рабана.
— Все еще пьет, — злорадным тоном сообщил он.
— Что? О нет! — Элфрида прикончила яичницу и стала намазывать варенье на вторую булочку.
Селвин фыркнул.
— Что в газетах?
— Только фотография герцогини Йоркской.
Он простонал и драматически воздел глаза к потолку.
— Я спрашиваю, какие новости, черт возьми! Что в мире происходит? Что в Литве? Делал ли Горбачев новые заявления по поводу Эстонии? Продолжаются ли беспорядки на румынских улицах? Какое мне дело до физиономии Ферги?[6]
Элфрида лишь пожала плечами.
— Слушай, Селвин, скажи, как мне пробраться в благотворительные комитеты? Что нужно сделать, чтобы стать устроительницей какого-нибудь бала в пользу бедных? Ведь именно на таких мероприятиях устанавливаются связи с нужными людьми.
— Какие там могут быть связи?
— Господи, это же надо!
Ее язвительный тон должен был указывать на то, что она считает мужа полным невеждой, который не знает, какая дорога может привести человека наверх. И за что только ему дали пожизненного пэра — ведь он даже представления не имеет о том, что такое благотворительный комитет?
Селвин уже повернулся, чтобы идти в гардеробную одеваться, но бросил взгляд на остатки завтрака жены и заметил:
— Ты растолстеешь и станешь похожей на свою мать. Элфрида зло сверкнула на него глазами. С тех самых пор, как он случайно увидел фотокарточку ее матери, которая действительно страдала ожирением и имела толстые и короткие ноги, Селвин не переставал дразнить жену. Пока что Элфрида была просто пухленькой, но пышная грудь и бедра говорили о том, что ей лучше поберечься, ибо она склонна к полноте.
— Ничего я не стану толстая! — резко возразила Элфрида, забывая от волнения английский.
— Но сегодня во дворце ты же не будешь просто так смотреть на пирожные с кремом? Сознайся?
— О, Селвин, неужели дождь не кончится? Господи, сделай так, чтобы погода изменилась!
Ада Пиннер всегда приходила к графу и графине Атертонам загодя, чтобы успеть приготовить завтрак. Они жили в доме с верандой — постройке прошлого столетия — на Саут-Итон-плейс, и Ада работала на них уже в течение почти двух десятков лет. Если ее автобус из Фулхэма приходил вовремя, то она протирала пыль в гостиной и столовой, но в такие дни, как сегодня, когда она вынуждена была задерживаться, у Ады
