свет. — Ты все еще хочешь танцевать».
«Как соблазнительно, Джордж».
Я почувствовала себя дискомфортно — причина состояла не в сути правдивого замечания, а в том, что он с такой легкостью заглянул мне в душу.
«И что потом? Снова страдания из-за травмы?»
«Страдания из-за того, что ты любишь больше жизни».
Сейчас, сидя в такси, я сгорала от нетерпения, желая увидеть Мерседес в танце La Guitana. При одной только мысли, что он посвящается мне, меня охватывал восторг.
— Вот, возьмите, — я снова обратилась к водителю, протягивая через окно в стеклянной перегородке еще пятьсот песет. Таксист получил желаемое, и мы мгновенно оказались возле «Лас Куэвас».
Жозе, Свен и Пако уже находились там.
— Ты заблудилась в дороге?
Со мной поздоровались. На меня обрушились поцелуи, первоклассная еда, вина, новые знакомства. Главный зал клуба был декорирован под цыганскую пещеру. Мерседес и Родольфо обнимали продюсера Альмодовара, актера Тапье и Жозе Греко, прибывшего с сыном и дочерью, известными исполнителями фламенко. Мерседес возбужденно отдавала указания армии официантов и поваров. Без сомнения, она меня еще не видела.
Наконец клубные гитаристы сменили рок-певца. Пришло время Мерседес очаровывать гостей. Все расселись за столиками. Мерседес ышла из боковой двери в огненно-красном платье, и покоренные ею посетители повернули головы; свет в зале погас. Она замерла, безупречно изогнувшись.
— Дамы и господа, — заговорила она на испанском сквозь аплодисменты, что сопровождали ее выход, — я посвящаю танец La Guitana, «Цыганка», своей новой американской подруге, талантливому продюсеру, бывшей прекрасной танцовщице. Танцовщица ведет бродячую жизнь цыганки и понимает главное в цыганской душе — стремление к свободе.
Слово «свобода» прозвучало так, что в моей душе образовалась щемящая пустота. Сердце тотчас шепнуло: «Почему там Мерседес, а не ты? Пойди и почувствуй, что значит танцевать в свете прожекторов. Вернись к источнику радости, заставлявшему тебя забыть обо всем, — туда, где существует только танец, пространство заполнено музыкой, царит совершенство». Я слушала, погружаясь в музыку и магию. Видела двадцатилетнюю Бетти в первом соло аллегро в «Театро дел Лисео». Бетти, парящую над сценой в русских прыжках, отточенных мадам Вероша. В воздухе девушка касалась согнутой ногой своей головы, потом бесшумно опускалась на сцену; затем — четкое, отточенное передвижение на пуантах, которое она так тщательно отрабатывала, потрясающий пируэт, переходящий в балансирование на одной ноге, жест в сторону аудитории. Наконец — темнота. Бетти, а не Мерседес, склонилась до пола перед публикой, когда музыка смолкла. Длинноногая танцовщица Бетти в короткой белой пачке с блестками принимала розы и гром аплодисментов.
— Bravisima, bravisima, — закричали из зала, когда Мерседес закончила La Guitana.
На сцену полетели цветы. Женщина ответила на выражения восторга земным поклоном.
Через полчаса Мерседес в элегантном платье подсела к нашему столу, обняла меня. Я тотчас прижалась к ней.
— Я так рада, что вы приехали.
— Мы едва не опоздали, — Жозе тоже заговорил по-испански, улыбкой выражая свою радость по поводу того, что нам удалось увидеть танец Мерседес.
— Мужчины, вы заставляете Элизабет слишком много работать, — упрекнула ребят Мерседес, сверкнув черными глазами. — Скоро она вернется в Нью-Йорк, так ничего и не посмотрев. Элизабет, почему бы нам не съездить в Памплону на праздник Ла Фериа де Сан Фермен? Увидишь на улице быков.
Я обвела взглядом свою команду. В ближайшие несколько дней никто во мне не нуждался. Жозе со Свеном заканчивают монтаж другого фильма. Проблема Джорджа пока не разрешена. Несколько дней ничего не изменят.
— А почему бы и нет?
— Превосходно.
Она восприняла мои слова как согласие.
— Выезжаем послезавтра, седьмого июля. Будь готова к шести часам утра.
И растворилась среди гостей.
***
Мерседес решила все организационные вопросы, связанные с нашей поездкой, и на следующий день позвонила. Просто потрясающе: она избавила меня от всяких хлопот. Ровно в шесть заехала за мной, и нас отвезли в аэропорт. Маленький самолет на Памплону уже ждал. В джинсах и ярких топиках мы, словно школьницы, бежали вприпрыжку к самолету, радостно скакали вокруг него, пели испанские песни, держались за руки и смеялись. Пепе, пилот, полностью разделял наше настроение. Перед вылетом он тоже пел и улыбался.
— Vamos para arriba, — сквозь шум мотора крикнула Мерседес Пепе.
— Arriba, — повторила я, пытаясь изобразить такое же раскатистое «р».
— Ar-r-r-riba, — поправила она меня.
— Ar-riba, — повторила я, добившись некоторого прогресса.
Маленький самолет взмыл в синеву; слово «arriba» раздавалось до тех пор, пока не зазвучало настоящее испанское «р». Отчаянный Пепе устроил нам «американские горки». В маленьком самолете ощущались все маневры. В Памплону я прибыла с легким головокружением, тошнотой и чувством восторга. Мерседес первой выскочила из самолета, повернулась, протянула мне руку, но когда я остановилась, чтобы справиться с головокружением, крикнула: «Vamanos chica» — и побежала вперед.
— Yo vengo, — ответила я, стараясь не отставать. Когда я наконец догнала Мерседес у здания аэропорта, она уже сидела за рулем красного спортивного автомобиля, в багажнике которого лежали наши вещи.
Она радостно сообщила, что для нас приготовлена просторная солнечная комната с высокими окнами и балконом в гостинице на улице Эстафета — в центре города, возле старинной городской площади, где разворачивается основное действие. Если мы поспешим, то успеем увидеть «эл енсьерро» — бегущих по улице быков. Зрелище начинается в восемь.
— Хочешь сесть за руль? — спросила Мерседес. — Потрясающий автомобиль. Тебе надо испробовать.
Мерседес обогнула машину, и я села за руль.
— Muy bien, chica, — подбадривала Мерседес, когда я направляла машину мимо роскошной наваррской зелени в сторону Памплоны. — Прекрасно выглядишь в этой машине. Волосы развеваются по ветру. Красный цвет — твой цвет. Как тебе удается быть такой красивой столь ранним утром?
Мерседес приблизилась ко мне и крепко обняла. Поцеловала меня в щеку, оставив у меня на щеке ощущение влаги.
Я сняла одну руку с руля и тоже обняла Мерседес.
— Que simpatico tu eres. Какая ты славная.
Едва успев поставить свою сумку, я услышала, как Мерседес уже что-то кричит с балкона шумной толпе на улице, и поспешила следом. Все балконы города заполнили люди, распивающие вино из мехов. Внизу пыль столбом, число бегущих беспрерывно увеличивается. Мужчины, женщины и дети у стен домов за деревянными барьерами хлопали в ладоши, кричали, передавали друг другу бурдюки с вином и бутылки. Стоило одному перемахнуть через барьер, как несколько других мужчин последовали за ним и мгновенно заставили его вернуться.
Я не поверила глазам — шесть крупных быков мчались за бегущей толпой. Те, что потрусливее, бежали за быками, пробуждая в животных ярость своими криками. Через несколько минут бегущие скрылись из виду; на улице остались лишь несколько человек, упавших друг на друга в пыли. Поднявшись, они запели, попивая вино из тех же мехов, к которым уже прикладывались зрители. Поразительно, что всем удалось избежать бычьих рогов и копыт. Я стояла, затаив дыхание.
— Chica, — Мерседес сияла от возбуждения, — развлечение с бегущими быками —
только начало. И так каждое утро во время фестиваля. Только здесь быки оказываются
