лестнице. Она болтала о всякой чепухе, пока снимала с Адриенны пальто и башмаки, укладывала ее в постель и подтыкала одеяло. – У тебя был долгий день.
– Если он придет, обязательно разбудите меня, – попросила Адриенна.
Рука Селесты в нерешительности замерла, потом начала гладить волосы Адриенны. Под глазами девочки залегли темные круги, она выглядела очень усталой.
– Да, не волнуйся. – Не зная, что еще сделать, Селеста поцеловала Адриенну в лоб. – Я тоже ее люблю, детка. Мы о ней позаботимся.
Селеста задернула занавески на окнах и вышла, оставив дверь открытой.
Адриенне приснился кошмарный сон. С той самой ночи, когда ей исполнилось пять лет, она время от времени видела сон о том, как отец ее входит в спальню матери, а она кричит и плачет. Девочка проснулась с лицом, мокрым от слез. Она старалась не кричать, потому что боялась потревожить других женщин в гареме. Прошло несколько минут, прежде чем Адриенна пришла в себя и вспомнила, где находится.
Теперь они оказались в Нью-Йорке у светловолосой леди с красивым голосом. Адриенне не хотелось оставаться в Нью-Йорке. Она мечтала снова оказаться в Якире с Джиддой и тетей Латифой и своими кузинами. Девочка шмыгнула носом и протерла глаза, а потом выбралась из постели. Ей хотелось вернуться домой, где господствовали знакомые запахи, где говорили на языке, который она понимала. Прихватив с собой подаренную ей Селестой куклу, девочка отправилась разыскивать мать.
Добравшись до лестничной площадки, она услышала голоса.
Адриенна уже спустилась до середины, когда увидела мать и Селесту, сидящих рядышком на диване. Обняв свою куклу, девочка села на ступеньку и прислушалась.
– Я никогда не смогу с тобой расплатиться.
– Не глупи. – Театральным жестом Селеста отмела попытку Фиби выразить благодарность. – Мы же друзья.
– Ты не можешь представить, как все эти последние годы я нуждалась в друге.
Слишком взвинченная, чтобы оставаться на одном месте, Фиби поднялась со стаканом в руке и начала кружить по комнате.
– Расскажи мне обо всем подробно, что с тобой случилось.
– Не знаю, с чего начать.
– Последний раз, когда я тебя видела, ты была вся в шелках, сияла от счастья, а на шее у тебя было ожерелье прямо из «Тысячи и одной ночи».
– Да, «Солнце и Луна». – Фиби закрыла глаза, потом отпила из своего стакана. – Это была самая красивая вещь, которую мне довелось увидеть в жизни. Я была счастлива, что этот символ любви, о котором любая женщина могла только мечтать, достался мне. Чего я в то время не знала, так это того, что он купил меня этим подарком.
– Я тебя не понимаю…
– Я не могу объяснить тебе, что значит жить в Якире. – Сверкающие глаза Фиби потемнели. Несмотря на то, что она пила с того самого момента, как только проснулась, алкоголь не помог ей успокоиться и расслабиться.
– Попытайся.
– Сначала все и в самом деле было прекрасно. По крайней мере, мне хотелось верить в это. Абду был добр, внимателен. И я, простая девочка из Небраски, стала королевой. Но для Абду было очень важно, чтобы я жила, подчиняясь местным обычаям и законам, носила те же платья, что и местные женщины, чтобы я вела себя, как они. В первый раз, когда я надела покрывало, мне это показалось забавным.
– Как в фильме «Я мечтаю о Дженни»? – спросила Селеста с улыбкой, но Фиби ответила ей равнодушным взглядом. Шутка показалась ей неудачной.
– По правде говоря, я не очень огорчилась, что мне пришлось носить покрывало. Это казалось мелочью, и Абду настаивал на этом, только когда мы были в Якире. В тот первый год нашего брака мы много путешествовали. Пока я была беременной, со мной обращались, как с бесценным сокровищем. У меня были некоторые осложнения, и Абду был любящим и внимательным, как никогда. А потом родилась Адриенна… – Фиби посмотрела на свой стакан. – Мне нужно еще выпить.
– Налей себе.
Фиби подошла к бару и наполнила стакан почти доверху.
– Меня удивило, что Абду не обрадовался рождению дочери. Она была таким хорошеньким здоровым младенцем, и это уже было чудом, потому что до ее рождения у меня было два раза критическое состояние, грозившее выкидышем. Я знала, что он мечтает о сыне, но никак не ожидала, что его разгневает рождение дочери. Меня это просто потрясло. Роды были очень тяжелыми, и то, что муж так отнесся к ребенку, оттолкнуло меня от него. Мы поссорились прямо в больнице. Потом стало еще хуже, когда врачи сказали, что я больше не смогу иметь детей.
Фиби отхлебнула из своего стакана и поморщилась.
– С тех пор он очень изменился. Попрекал меня не только тем, что я родила дочь, а не сына, но и начал обвинять в том, что я соблазнила его и заставила забыть о своем долге и традициях.
– Соблазнила? Что за чушь! – фыркнула Селеста, сбрасывая туфли. – Я же помню, что этот человек не давал тебе покоя. Он тебя просто завалил букетами белых роз, закупал целые залы в ресторанах, чтобы обедать с тобой в интимной обстановке. Он хотел тебя и, черт возьми, сделал все, чтобы тебя завоевать.
– После рождения дочери Абду обо всем забыл и видел во мне испытание, посланное аллахом, которого не выдержал, и за это возненавидел меня. Он воспринимал Адриенну как наказание, а не дар. Наказание за то, что он женился на западной женщине, христианке и актрисе. Дочь была ему не нужна, да и от меня он не видел никакой пользы. Отослал меня в гарем, так как считал, что я должна быть ему благодарна за то, что он со мной не развелся.
– В гарем? Ты хочешь сказать, что там были одни женщины?
Фиби снова села, держа свой стакан обеими руками.
– В этом нет ничего романтического. С утра до ночи разговоры только о мужчинах, деторождении и нарядах. И статус женщины там зависит от того, сколько у нее детей. – Фиби вздохнула и продолжила свой рассказ: – Женщины там ничего не читают, не работают, не водят машин. Единственное, что там можно делать, это сидеть и ждать, когда день закончится. Иногда они группами отправляются по лавкам, одетые с головы до ног во все черное, чтобы не искушать мужчин.
– Ну и нравы, Фиби. Мне просто не верится!
– Это еще не все! Там везде религиозная полиция. Женщину могут побить плетьми, если она скажет что-нибудь не то, если сделает что-нибудь недозволенное, если наденет что-нибудь, что не положено носить. Женщина там не имеет права говорить с чужим мужчиной, не может обменяться с ним даже одним словом.
– Господи, но ведь сейчас тысяча девятьсот семьдесят первый год.
– Верно, но не для Якира. – С коротким смешком Фиби прижала ладонь к глазам. – В Якире время остановилось. Говорю тебе, что я потеряла почти десять лет жизни. Иногда мне кажется, что прошло сто лет, а иногда, что всего несколько месяцев. Когда оказалось, что у меня больше не может быть детей, Абду взял себе вторую жену, потом третью. Закон это разрешает. Это закон, придуманный мужчинами для мужчин.
Селестина вынула сигарету из фарфорового держателя, стоявшего на низеньком столике. Она рассматривала ее, пытаясь осмыслить то, что ей рассказывала Фиби.
– Я читала кое-какие статьи о тебе и Абду в разных журналах. Там ты ничего подобного не говорила.
– Попробовала бы я это сделать! Мне разрешалось общаться с репортерами только потому, что муж нуждался в рекламе из-за нефтяного бума на Ближнем Востоке. Переписываться с тобой он мне категорически запретил.
– Я это поняла, – кивнула Селеста.
– Для того чтобы понять все, что там происходит, надо побывать в Якире самой. Абду – человек честолюбивый и умный. Меня держали в доме, пока я могла приносить хоть какую-то пользу.
Селеста закурила сигарету, потом медленно выпустила дым. Ей не верилось, что хотя бы половина из
