царапала меня, когда чего-нибудь просишь? Попроси как следует!
Собака жалобно заскулила. Билли протянула ей пастилку.
— А теперь будь умницей, помолчи и дай мне спокойно посмотреть мою любимую передачу, — с этими словами она засунула очередную пастилку себе в рот и уставилась на экран. Неожиданно она вскочила с кресла. Собачонка свалилась на пол и возмущенно тявкнула.
— Силы небесные! Это она! — завопила Билли, тыча в экран мясистым пальцем.
Ошеломленная, она не в силах была отвести глаз от экрана.
— Так, так, так! Ты когда-нибудь слышала такое, Бэби? Эта девчонка изменила свое имя и действительно кое-чего добилась в жизни. Только взгляни на нее, Бэби! Настоящая леди Фу-ты Ну-ты!
Собачонка жалобно скулила, глядя на свою хозяйку.
Билли еще некоторое время смотрела на экран, потом вдруг бросилась к маленькому столику в углу вагончика.
— Мне нужны бумага и карандаш, — пробормотала она, набрасываясь на груды журналов, сваленных там в беспорядке. — Где, черт возьми…
Журналы рухнули на пол. Билли выдвинула ящик стола и извлекла оттуда пожелтевший блокнот с загнутыми краями, а также огрызок карандаша, на конце которого отсутствовал ластик.
— Кто бы мог подумать, — продолжала бормотать Билли, снова усаживаясь в кресло, — выходит, Сюзен не похожа на всех остальных в этой семье. Она устроилась в жизни получше, чем ее мамаша и тетушка. Она всегда была умненькой девочкой…
Пристально, словно филин, подстерегающий полевую мышь, смотрела она на экран.
— Уж будь уверена, — сказала она спустя некоторое время, обращаясь к собаке, — я запишу все это на бумажке, а потом напишу Сюзен письмо… Она как-никак кое-чем мне обязана.
Помусолив кончик карандаша, Билли записала имя — Тейлор Синклер. Потом вывела: «Уилсон Тодд», город Нью-Йорк.
— Отправлюсь-ка я, Бэби, завтра же в библиотеку и попрошу библиотекаршу помочь мне найти ее адрес.
Поднявшись с кресла, она прошлепала пушистыми красными тапочками на крошечную кухню. Открыв дверцу холодильника, она извлекла оттуда банку «Бадвайзера», сорвала крышечку и бросила ее в раковину.
— Уж будь уверена: будет и на нашей улице праздник — у тебя и у меня. Потому что теперь умненькая девочка Сюзен поможет нам выбраться отсюда…
Радостно улыбаясь, Билли вернулась в комнату и снова плюхнулась в кресло. Она похлопала себя по ногам, и собачонка снова вскочила к ней на колени.
— Уж будь уверена! Она поможет нам выбраться из этого дерьмового вагончика и поселит нас в настоящем хорошем домике… с бассейном и двориком, с пальмой во дворе и со всем остальным… — Билли отхлебнула пива. — …потому что если она этого не сделает… ну что ж, тогда все ее важные нью-йоркские знакомые сильно удивятся, узнав о ней то, что знаем только мы с тобой! Вот будет потеха, когда они узнают, кто ее настоящий отец!
А где-то среди холмов, растянувшихся от Тихуаны до Росарио-Бич, эту же передачу смотрел еще один человек. Его вагончик очень сильно отличался от того, который Билли Дэвис называла домом. Стены его были обиты светло-серым шелком. Вокруг стола располагались кожаные датские кресла. Помимо переполненных окурками пепельниц и пустых бутылок из-под мексиканского пива и текилы, стол был завален еще и кипами рукописей.
Возле стола сидел мужчина с рукописью сценария в одной руке и стаканом воды в другой. Равнодушными глазами смотрел он на экран телевизора. Звали мужчину Энтони Франко, и сейчас он находился на выездных съемках своего нового фильма. Все шло хорошо, если не считать обычных мелких неполадок. Более того, если верить предварительным данным, полученным от кинокомпании «Монарх», фильм этот, подобно трем предыдущим, обещал миллионные кассовые сборы. Энтони находился на гребне успеха и был очень доволен собой.
— Если кто-нибудь считает, что эта галиматья доставляет зрителю удовольствие, то он просто сукин сын, — сказал он, поднимаясь с кресла, чтобы переключить телевизор на программу новостей, но тут рука его замерла на пульте. Там, позади титров программы «Течения», он увидел потрясающую белокурую женщину, беседующую с Беверли Майлз… Лицо ее показалось ему знакомым.
Энтони Франко не стал переключать телевизор и снова сел в кресло. Отхлебнув воды, он стал вспоминать, где же он мог ее видеть. Лицо и тело женщины были ошеломляюще прекрасны. Но вот беда — прекрасные лица и изящные тела мелькали у Энтони перед глазами большую часть его жизни, и по прошествии некоторого времени они как-то стирались из памяти.
И вдруг он вспомнил один эпизод.
— Да, да, да, — сказал он самому себе. — Нью-Йорк, апрель прошлого года. Вечеринка по случаю выхода на экраны «Денежного мешка»…
«Денежный мешок» — фильм о мафии, проникнутый тонким психологизмом. Тогда о нем говорили как о наиболее вероятном претенденте на «Оскара».
Потерев рукой подбородок, он встал и подошел поближе к экрану.
— А я-то подумал тогда, что она — одна из множества хорошеньких женщин, вечно толкущихся вокруг режиссеров в надежде, что их заметят и они станут очередным «открытием», — улыбнулся он покаянной улыбкой. — Как же я ошибся!
Ему особенно запомнился тот вечер, потому что именно тогда прошлое напомнило ему, что пора расплатиться с долгами. Но сейчас Энтони Франко не хотелось вспоминать об этом.
Было пьяно и шумно. Энтони стоял возле огромного — во всю стену — окна, выходящего на Центральный парк, и разговаривал со своим продюсером Рейнером Кейесом, который и устроил эту вечеринку, проходившую в его квартире. Там собрались все — «звездочки» различной величины, шлюхи, репортеры, обозреватели и магнаты киноиндустрии. Настоящее столпотворение. И все это ради Энтони Франко. Он любил быть в центре внимания и пребывал в самом веселом расположении духа, не прибегая к помощи всяких там таблеток, порошков и курений, которые в изобилии предлагались гостям. Помещение представляло собой сдвоенную квартиру на углу 62-й улицы и Пятой авеню. Если не считать картин в вестибюле, интерьер ее был великолепен. Это были какие-то абстракции, выполненные в грязно- коричневых и черных тонах. Они не произвели на Франко никакого впечатления. Модернистское искусство вызывало у него раздражение. Ему казалось, что владельцы галерей и искусствоведы сговорились, чтобы ввести в заблуждение обычных людей, называя это искусством.
Звучала музыка — в гостиной играл весьма приличный оркестр. Энтони невнимательно слушал, что ему рассказывал Рейнер об ошеломляющих цифрах кассовых сборов. Для Энтони это не было неожиданностью: он предвидел успех своего фильма. Интуиция его обычно не подводила. Сведения были хорошие. Очень хорошие, если судить по тому, как энергично жестикулировал Рейнер. Для Энтони не имело значения, узнает ли он эти цифры сейчас или же на следующей неделе они будут представлены ему на бумаге. В будущем он снимет еще не один фильм. Может быть, даже получше этого. Но сейчас он с удовольствием купался в лучах своей славы.
Энтони отвел взгляд от Рейнера и увидел потрясающей красоты блондинку. Он, конечно, привык к тому, что его окружают красивые женщины, но эта была какая-то особенная. Энтони даже не мог сразу сказать, чем она отличается от всех остальных. И лишь наблюдая, как она пересекает комнату, он понял, в чем дело: в этой женщине, несмотря на ее патрицианскую внешность, ему почудилась какая-то трогательная беззащитность.
Большинство женщин, обладающих хорошей внешностью, настолько поглощены собой и так уверены в собственном совершенстве, что слово «беззащитность» едва ли придет в голову для их описания. Он продолжал наблюдать за ней восхищенным взглядом. Поблагодарив стюарда элегантным кивком головы, женщина взяла с подноса предложенный ей бокал шампанского.
