— Нет. А почему это должно было меня взволновать?
— Как часто вы обычно с ней встречались?
— О, каждый день. — Затем последовала долгая пауза. — Мы ведь всегда были вместе. Она в Дартмуте была вроде моей самой близкой подругой. — Но Конни произнесла это без какого-то усилия, без убежденности и горечи, за которой обычно могли последовать слезы. Ведь как-никак, а умер не кто-нибудь, а твоя лучшая подруга. Ну должно же что-то такое за этим последовать, вроде слез, какие были, когда он пришел к ним в общежитие. Она приложила ладони к сухим глазам, надеясь, наверное, что это поможет ей вызвать слезы.
Спенсер продолжал спрашивать:
— Значит, вы обычно встречались каждый день, но теперь не видели и не слышали о ней больше недели, и вас это не встревожило?
— Нет, потому что, как я говорила, она могла иногда исчезать, и никто не знал, где она.
«На сей раз она действительно исчезла, как следует, и, главное, вовремя. Не правда ли, Конни?» — подумал Спенсер, косясь на нее.
— Конни, что вы скрываете?
— Скрываю? — произнесла она голосом выше, чем ее обычное сопрано. — Я вовсе ничего не скрываю.
— В самом деле, ничего, Конни?
— Ничего.
— Сегодня вы прошли мимо толпы студентов, когда возвращались в общежитие, прошли мимо санитарной машины, мимо полицейских и даже не остановились.
— О чем вы говорите, я не понимаю, — проговорила она. — Какое это может иметь отношение к чему бы то ни было?
— Это были вы? Да или нет?
— Я?
— Да, вы.
— О, я… Нет, мне не кажется, что это была я. Во всяком случае, толпы студентов у общежития я не помню. Вернее, неотчетливо.
— Вот как? А когда я говорил с Альбертом, он сказал, что, когда вы зашли к нему в комнату, на вас все еще была куртка. — Спенсеру стало за нее даже неловко.
— О, да, хм… — нервно проговорила она. — Я помню, да, мне кажется, я действительно… пришла, вы знаете… я, видимо, была так занята, что… понимаете… Ой, я имею в виду, что меня это тоже заинтересовало, что это там происходит? Я только… только я… понимаете… торопилась.
Чем больше суетилась Конни, тем спокойнее становился Спенсер. Он откинулся назади, скрестив на груди руки, сухо спросил:
— Мне хотелось бы знать: как можно пройти мимо санитарной машины, кучи людей, полицейских машин и не остановиться, чтобы спросить, что случилось?
Иного ответа, кроме как пожатие плечами, у Конни не было. Спенсера все сильнее раздражало ее поведение. Ее дурацкая декламация действовала ему на нервы. Он уже почти забыл свое раздражение от Джима, потому что его действия не шли ни в какое сравнение с тем, что вытворяла она.
— Еще несколько вещей, Констанция, которые мне хотелось бы выяснить, — сказал Спенсер, глубоко вздохнув.
Он сделал вид, что что-то записывает в блокнот. На самом деле он рисовал там прямые короткие черточки.
Затем поднял на нее глаза и вежливо, но твердо спросил:
— Откуда у вас на лице такие большие царапины?
Она быстро коснулась места под глазом. Спенсер заметил, что ее руки неспокойны.
— О, это… Это ничего. — И, опередив его вопрос, Конни добавила: — Мы с братом расшалились на праздники, и я где-то оцарапалась.
— Понятно. Больно, наверное, было?
— Да нет же. Пустяки.
Спенсер подался вперед, чтобы поближе рассмотреть царапины, а Конни подалась назад. Почти инстинктивно. Это именно и надо было Спенсеру увидеть — ее движение назад, как она отстранилась. А царапины он уже и так успел хорошо рассмотреть.
— Конни, разрешите мне спросить у вас кое-что. Это вы убили Кристину Ким?
Она вначале хихикнула, а затем очень серьезно ответила:
— Нет, конечно. Я ее не убивала, лейтенант.
— Не лейтенант, а детектив-сержант, если уж хотите называть меня официально, — сказал Спенсер.
— Детектив. — Голубые глаза Конни улыбались Спенсеру.
— Хорошо, — сказал он. — Вы не возражаете, если мы возьмем ваши отпечатки пальцев, волосы и образцы крови?
Конни вдруг сильно разнервничалась и писклявым голосом заговорила:
— Волосы и кровь? Зачем?
— Это полицейская процедура. Простая формальность, — заверил ее Спенсер. — Вам не о чем беспокоиться. Я даже намереваюсь заставить Рея Фелла, нашего патрульного полицейского, тоже сдать свои волосы и образцы крови. — Насчет Рея он, конечно, дурачился, в основном чтобы развлечь Уилла, но Конни это не позабавило. И Уилл только издал сдавленный смешок. — Не беспокойтесь, Конни, — сказал Спенсер, вставая. — Альберт и Джим охотно оставили свои отпечатки и кровь.
— Они это сделали? И Джим тоже?
— Конечно. Все должны выполнять требования полиции, — сказал Уилл.
— У вас что, есть какие-нибудь причины, по которым вы предпочитаете этого не делать? — спросил Спенсер.
— Конечно, нет, конечно, нет, — сказала Конни, пятясь к двери.
Пока Уилл снимал отпечатки пальцев Конни и брал образцы крови и волос, то есть проделывал ту же процедуру, что и с Джимом и Альбертом, Спенсер пошел поговорить с Джимом.
Джим выглядел ужасно. Спенсер сел рядом и дружелюбно сказал:
— Еще пара вопросов, Джим, и ты пойдешь домой. Я говорил с Конни, и она сказала, что звонила тебе в комнату примерно в час ночи, а тебя не было.
Спенсер ждал ответа. Желая его стимулировать, Спенсер кашлянул.
Джим заговорил смятенно:
— Я был у себя. Просто я… отключил телефон.
— Зачем ты это сделал?
— Потому что не хотел ни с кем разговаривать.
— Почему?
— Потому что был расстроен, взбешен, ну все, что угодно. Просто мне хотелось побыть одному.
— Ты опасался, что тебе кто-то позвонит? Кто именно?
— Не знаю. Кристина. Альберт. Да кто угодно.
— Но ведь если бы им надо было с тобой поговорить, они бы могли просто прийти к тебе, вот и все?
— Вот с этим я не мог бы ничего сделать. А отключить телефон мог. Поэтому я его и отключил.
— Понятно, — сказал Спенсер, вставая. — А потом ты снова его включил?
— Да.
— Значит, получается так, что в ночь, когда была убита твоя девушка, кто-то пытался с тобой связаться, но не смог. По твоим словам, так получается?
Джим ничего не ответил, и Спенсер покинул комнату.
— Ну и что ты скажешь по поводу всего этого, детектив? — спросил Уилл, когда они оказались в коридоре одни.
— Я думаю, Уилл, что отправлюсь сейчас домой и плюхнусь прямо в кресло. А ты что думаешь?
