– Почему бы вам не сказать об этом вместе?
– Какая разница?
– Не знаю. Но она может сказать что-нибудь такое, что сильно расстроит Сирину.
Брэд на мгновение задумался, затем кивнул:
– Отлично. Во всяком случае, – он пристально посмотрел на жену, – не позволяй старухе помыкать тобой, любимая. Просто будь собой, и она не сможет противиться тебе. – Он склонился, обнял ее за плечи и ощутил, как она дрожит. – Ты ведь не боишься ее, нет?
Сирина, немного помолчав, покачала головой:
– Думаю, что да. Она поразительная и очень сильная женщина.
Маргарет Фуллертон оказалась гораздо красивее, нежели полагала Сирина, и намного жестче. Сирине не приходилось встречать таких женщин. Бабушка тоже была сильной женщиной, но в другом смысле. От нее исходила спокойная сила и решительность. Маргарет Фуллертон источала нечто совершенно иное. Каждый мгновенно чувствовал, что она не преминет воспользоваться силой, чтобы получить желаемое, и может даже прибегнуть к способам, которые обычно относят к категории отвратительных. В ней угадывалось нечто такое, скрывавшееся в глубине, отчего казалось, что Маргарет Фуллертон была холодна как лед и тверда как гвоздь.
– Совершенно нечего бояться, Сирина, – тихо проговорил Брэд, помогая ей подняться с кушетки и намереваясь проводить в голубую комнату, где, как сказала мать, им предстояло остановиться. Следуя за ними по пятам наверх, Тэдди молил Бога, чтобы его брат оказался прав.
Глава 21
Так получилось, что, когда пришло время встречи, назначенной его матерью, Брэд находился в ванной. Поэтому мажордом проводил Сирину вниз по лестнице в холл, стены которого покрывали чудесные картины: три крошечных Коро, небольшой Сезан, Писарро, два наброска Ренуара, Каззат. Картины красовались в великолепных рамах и висели, словно в картинной галерее, освещенные великолепным светом; они изумительно смотрелись на фоне стен, отделанных черным бархатом. На полу лежал толстый ковер кофейного цвета, резко контрастировавший с мраморными полами, к которым Сирина привыкла в Риме, Венеции и в Париже. Мягкость ковра под ногами в апартаментах Фуллертонов создавала впечатление, будто она шла по облаку. Повсюду стояла великолепная и неброская мебель, много вещей в стиле королевы Анны, чиппендейл, несколько предметов в стиле Людовика XV, все выполнено из ценных пород дерева в приглушенных тонах. Нигде не было видно позолоты, характерной для стиля Людовика XV или же подверженного греческому влиянию стиля Людовика XVI. Апартаменты Фуллертонов были обставлены с большим вкусом и отличались обилием великолепных вещей, но ничто при этом не казалось вычурным и показным. В цветах, избранных Маргарет для своего дома, превалировали цвета некрашеной шерсти, теплые коричневые тона, оттенки цвета слоновой кости, то там, то здесь встречались сочные зеленые или успокаивающие глаз голубые краски. Полностью отсутствовали персиковые, рубиновые и бриллиантово- зеленые цвета. Все выглядело совершенно иначе, совсем не так, как красоты ренессансного декора дворцов, которые Сирине нравились гораздо больше. Однако и тут присутствовала определенная теплота. Все казалось таким же элегантным и сдержанным, как сама Маргарет Фуллертон.
Мажордом остановился перед дверью и отошел в сторону, давая Сирине возможность самой постучать, затем быстро поклонился и исчез, когда девушка перешагнула порог. Она увидела свекровь, сидевшую в небольшой комнатке за красивым овальным столиком. Рядом стоял поднос на колесиках времен Георга III. В руке у нее был бокал, другой – пустой – стоял на серебряном подносе, дожидаясь появления Сирины. На стене над небольшой софой висел огромный портрет с изображением сидящей Маргарет Фуллертон, а рядом с ней стоял мужчина с длинными усами, в пенсне, одетый в старомодный костюм; казалось, что он хочет задать вам тысячи вопросов.
– Дед моего мужа, – пояснила Маргарет, когда Сирина, словно ощутив на себе его взгляд, посмотрела на картину, – благодаря его усилиям мой муж владеет всем, что имеет сегодня.
Она произнесла эти слова нарочито подчеркнуто, словно Сирина должна была понять заложенный в них смысл. Сирине, стоявшей перед свекровью, подобные слова показались весьма странными.
– Садись, пожалуйста.
Сирина приняла приглашение и села очень прямо на край небольшого стула в стиле королевы Анны. На ней было черное бархатное платье, которое она надела к обеду. У платья был низкий квадратный вырез, широкий пояс и изящная юбка, поверх она накинула короткий белый жакет из шелка. Этот костюм Брэд купил ей перед отъездом из Парижа, и Сирина понимала, что скоро уже не сможет надеть его. Ее полнеющая талия в ближайшее время перестанет помещаться в узком платье. Но сегодня оно сидело на ней идеально. К платью она надела жемчужные сережки и жемчужное ожерелье. Она выглядела очень взрослой и очень хорошенькой, когда Маргарет вновь посмотрела на нее. Даже она была вынуждена признать, что девушка красива, но дело заключалось в другом. Проблема состояла в том, что если она не уберется обратно в Европу, то загубит жизнь Брэду.
– Не хочешь ли выпить?
Сирина отрицательно покачала головой. Она ждала ребенка и поэтому не пила вина в последние недели.
Пока Маргарет наполняла свой бокал, Сирина изучала ее. Перед ней сидела женщина, обладавшая выдающейся внешностью, сегодня на ней было шелковое платье цвета яркого сапфира, подчеркнутое очаровательным ожерельем из сапфиров и бриллиантов, которое муж купил ей в подарок у Картье в Париже после окончания Первой мировой войны. Задержавшись довольно долго на ожерелье, взгляд Сирины переместился на огромные серьги из сапфиров и гармонирующий с ними браслет, украшавший запястье. С понимающим видом Маргарет Фуллертон кивнула и решила, что пришло время сделать свой первый шаг.
– Сирина, буду с тобой откровенна. Думаю, у нас нет причин темнить. Как я слышала от друзей, – Маргарет Фуллертон замялась лишь на мгновение, – ты познакомилась с Брэдом, когда работала у него в Риме. Верно?
– Да… Мне пришлось работать, когда я вернулась в Рим.
– Это обстоятельство оказалось, должно быть, весьма удачным для тебя.
– В то время да. В Риме у меня никого не осталось, за исключением… – Она не знала, как рассказать о Марчелле. – Одной старой подруги.
