огромной, сверкающей чистотой кухне. Голоса тут же стихли. Джесс насторожилась. Неужели они говорили о ней? Она с силой сжала руки, пытаясь подавить неприятную дрожь, и робко подняла на присутствующих глаза.

У круглого дубового стола сидела мисс Тейлор и тщательно сортировала салатные листья. Посреди кухни у сверкающей металлической стойки стояла негритянка средних лет. Это была крупная женщина с черными вьющимися волосами, аккуратно уложенными под сеточкой, пространным животом, туго обтянутым стареньким холщовым передником. За стеклами очков, залепленных мукой, — темные настороженные глаза. Она занималась бисквитным тестом — раскатывала его в трубочку, потом резала на кружочки и выкладывала их на посыпанный мукой противень.

Джесс застыла на месте.

Мисс Тейлор первая нарушила молчание.

— Вижу, ты сумела нас разыскать, дорогая, — проговорила она, откашлявшись. — Ну что, вздремнула немного?

— Да, — ответила Джесс, не отрывая взгляда от противня на котором негритянка раскладывала кружочки.

— Это миссис Хайнс, Джесс, наша замечательная кухарка. А это, — она повернулась к суровой особе, — мисс Бейтс, наша первая постоялица.

Женщина кивнула, даже не взглянув на Джесс.

— На ужин у нас жареный цыпленок. Если не хотите — не ешьте, но ничего другого не будет. Такие здесь правила.

Джесс снова почувствовала тошноту.

— Я уверена, мисс Бейтс съест его с удовольствием, — еще раз откашлявшись, пришла ей на выручку мисс Тейлор.

Кухарка нахмурилась и принялась выравнивать кружочки, срезая с них лишнее тесто.

— Не сомневаюсь, все будет очень вкусно, — пробормотала Джесс.

— Скоро придет Поп, — заметила мисс Тейлор.

Джесс догадалась, что речь идет о мистере Хайнсе.

Интересно, он такой же нелюдимый, как его жена, или еще хуже?

— Ты не поможешь накрыть на стол? — обратилась к ней хозяйка пансионата, указав на стопку тарелок из толстого фарфора, стоявших на верхней полке над стойкой.

Джесс поглядела на тарелки. Слава Богу, будет чем заняться.

— На сколько человек? — едва слышно проговорила она.

— На нас с тобой. Поп и миссис Хайнс едят у себя.

— Я сама достану тарелки, — проворчала кухарка, вытирая руки о передник, и потянулась к полке. — Женщине в положении не следует поднимать руки вверх. Пуповина может обмотаться вокруг шеи ребенка и задушить его.

— Ну что вы, миссис Хайнс, — рассмеялась мисс Тейлор. — Все это выдумки.

Негритянка фыркнула.

— Думайте что хотите, а я греха на душу не возьму.

Поставив тарелки на стол, она вернулась к своему занятию.

— Серебро, скатерть и льняные салфетки в буфете в столовой, — сказала мисс Тейлор, подмигнув Джесс. — Вот за этой дверью. — И она указала на высокую дверь.

Джесс взяла со стола тарелки.

— Спасибо, миссис Хайнс, — поблагодарила она кухарку, а про себя подумала: «Какое счастье, что не придется с ней обедать».

Она вошла в соседнюю комнату, нащупала выключатель. Огромная комната озарилась ярким светом. Перед Джесс был длинный стол с двенадцатью стульями. В центре его возвышалась сверкающая хрустальная ваза с нарциссами и белыми тюльпанами. У одной стены стоял массивный буфет, на котором находились три пары серебряных подсвечников различной высоты с бледно-желтыми свечами и гордо торчавшими вверх белыми фитилями. На окнах висели белые шторы с замысловатым узором.

Джесс осторожно ступила на старенький, но безукоризненно чистый персидский ковер. Дверь за ней захлопнулась. И снова из кухни донеслись приглушенные голоса.

Наверняка миссис Хайнс говорит о ней. Никогда Джесс не чувствовала себя такой одинокой.

После ужина Джесс прошмыгнула в свою комнату, уселась за маленький дубовый стол и достала из ящика коробку дорогой тонкой бумаги с голубыми бабочками, на которой всегда писала письма Ричарду.

«Дорогой Ричард, — вывела она. — Итак, меня привезли в пансионат. В общем, здесь не так уж плохо. Хозяйка, мисс Тейлор, довольно милая женщина, а вот кухарка, по-моему, меня не любит. Впрочем, это не так важно. Всякий раз после еды меня тошнит и я бегу в туалет».

Джесс откинулась на спинку стула, покусывая кончик ручки. Очень трудно написать письмо любимому, чтобы он не волновался за нее. Скомкав лист, Джесс начала сначала:

«Дорогой Ричард! Итак, меня привезли сюда, и я уже скучаю по тебе. Здесь, в общем, не так уж плохо. По крайней мере хоть не придется каждый день видеть недовольное лицо отца. А еще меня успокаивает мысль о том, что пока я буду здесь, ты выработаешь план моего освобождения.

Отец запретил мне получать какую-либо корреспонденцию. Не сказал, правда, почему, но я и так знаю — боится, что ты будешь мне писать. Но ты не беспокойся, я сама буду посылать тебе письма каждый день с известиями о моих делах. Этому отец не сможет помешать».

Джесс исписала листок, взяла следующий и принялась рассказывать Ричарду о своей любви. Закончив письмо, она поспешно сунула его в конверт, боясь закапать слезами.

Потом поднялась со стула и легла на кровать. Немного полежав, снова подошла к столу и, выдвинув ящик, достала календарь. Открыла его на нужной страничке — 24 мая, зачеркнула число толстым черным фломастером и дотронулась до пока еще плоского живота. Осталось семь месяцев. Затем Джесс снова легла и крепко уснула. Главным действующим лицом во сне был отец, надменный, холодный, злой…

Было раннее утро, но когда Джесс спускалась по огромной лестнице (как в фильме «Унесенные ветром», подумала она), из кухни уже доносился звон посуды. Должно быть, миссис Хайнс занялась завтраком. Чем позже она увидит эту особу, тем лучше, решила Джесс, и тихонько выскользнула из дома. Никто ничего не заметил. Джесс улыбнулась. Похоже, когда Ричард приедет за ней, удрать отсюда не составит никакого труда.

Джесс была уверена, что в городе есть почтовый ящик, и она пошла по длинной подъездной аллее, стараясь припомнить, с какой стороны вчера привез ее отец. Неужели это было лишь вчера? Она добралась до дороги. Теперь налево.

Точно налево. Эту каменную стену она хорошо запомнила.

Теперь нужно идти вдоль нее, и попадешь в город.

Утро стояло прохладное, и Джесс посильнее запахнула на себе теплое пальто, которое купила ей мама: в Лондоне по утрам было сыро, и она вечно мерзла. К осени она наверняка не сможет его надеть.

Через полчаса Джесс свернула на главную улицу города и сразу же увидела небольшой домишко, над которым развевался яркий американский флаг. На доме висела табличка «Почта США». Джесс подошла к двери и подергала за ручку. Заперто. К стеклу изнутри был прилеплен клочок бумаги, на котором печатными буквами от руки было написано: «Часы работы: 8.00 — 16.00. Пон. — Пт.». На двери виднелась небольшая щель. Над ней надпись «Для корреспонденции» и тоже от руки нарисована стрелка, указывающая на щель. Видимо, для тех, кто не понимает.

Джесс вытащила из кармана письмо к Ричарду и заколебалась. Может, не стоит бросать его в этот ящик? А вдруг не дойдет? Рисковать не стоит. Нужно, чтобы Ричард наверняка получил это письмо.

— Могу я чем-нибудь помочь, мисс?

Джесс, едва не подпрыгнув от неожиданности, обернулась и увидела человека в серо-голубой форме почтового служащего, с длинными черными волосами, в которых пробивалась седина, и неряшливыми усами.

Лицо его было испещрено шрамами от язвочек и усеяно багровыми прожилками. Похоже, когда-то он переболел оспой. Нос как картошка. С первого взгляда видно — пьяница.

— Мне нужно отправить письмо, — тихо сказала она, — но я не знаю, стоит ли бросать его в эту щель.

Вы читаете Грехи юности
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату