Письмо важное.
Его крошечные карие глазки обшарили ее с ног до головы.
— Что-то я вас не припомню. Вы не здешняя?
Джесс почувствовала, что краснеет.
— « Нет, — ответила она, не зная, что сказать.
Он достал из кармана тужурки связку ключей и начал перебирать их один за другим, пока не отыскал нужный.
— Можете зайти, если хотите. Я постараюсь, чтобы ваше письмо попало по назначению.
Этот неряшливый почтовый служащий напомнил Джесс подвыпивших завсегдатаев лондонских кабачков, при встрече с которыми она переходила на другую сторону. Однако сейчас почтовое отделение и этот человек, каким бы неприятным он ни показался, — единственная ниточка, связывающая ее с Ричардом. И Джесс храбро вошла в распахнутую перед ней дверь. Она оказалась в полупустой комнате, в которой вдоль стен были полки с ячейками для писем, а на полу валялась пара мешков, по-видимому, с корреспонденцией. Мужчина зашел за стойку, Джесс осталась стоять у портрета президента Джонсона. Рыгнув, почтальон поскреб внушительных размеров живот, нависающий поверх ремня. Он был настолько огромный, что нижние пуговицы на рубашке расстегнулись.
— Кофе? — обратился к ней мужчина.
— Что?
— Кофе хотите?
— Нет, спасибо. Я хочу, чтобы вы отправили мое письмо.
— Это плохо, — проговорил мужчина и снова рыгнул. — А я думал, что вы мне приготовите кофейку. Сам-то я не мастак его варить.
Джесс еще крепче вцепилась в конверт.
— Нет, не сварю. Прошу вас, отправьте мое письмо.
Мужчина шумно вздохнул, словно Джесс отрывала его от более интересных дел, и, взяв у нее письмо, принялся изучать адрес.
— Нью-Йорк… Ага, так вы оттуда?
Джесс порылась в кармане пальто и вытащила пригоршню мелочи.
— Да. А еще мне нужны марки. Десять штук.
И она положила монеты на стойку.
Выдвинув деревянный ящик, почтальон достал большой лист с марками и оторвал десять штук.
— Нью-Йорк… — повторил он. — Таких вот столичных штучек у нас тут не сыщешь.
Джесс потянулась за марками, но он властно накрыл ее руку своей ладонью. У него была огромная лапища с крупными костяшками; а средний и указательный пальцы, как и у мисс Тейлор, были желтыми от никотина.
Джесс похолодела.
— Одна марочка и мне понадобится для вашего важного письма, — заметил он, с вожделением глядя на Джесс.
У нее сильно забилось сердце. Все ясно. А она-то никак не могла понять, откуда вдруг такая любезность. Только бы он выпустил ее отсюда! Она резко выдернула руку.
Почтальон оторвал одну марку.
— Позвольте мне самому наклеить, — хриплым голосом проговорил он и облизал марку.
Видя, что Джесс пристально смотрит на него, он ухмыльнулся щербатым ртом. Схватив марки, она поспешно сунула их в карман и бросилась к двери.
— Эй, малышка! — раздался вдогонку его голос.
Она остановилась.
— Вы, случайно, не из тех девиц, которых ждут не дождутся в Ларчвуде, а?
Джесс пулей вылетела за дверь, чувствуя, что сердце ее громыхает похлеще бас-гитары в ансамбле «Роллинг Стоунз». Плотнее запахнув пальто, она побежала по улице, опустив голову, не отрывая глаз от булыжной мостовой. Краска стыда заливала лицо. Ну почему все они мешают ее с грязью? Сначала папа, потом кухарка, а теперь этот почтальон. Скоро весь город узнает, кто она такая и что собой представляет! И никому нет дела до того, что они с Ричардом любили друг друга, по-настоящему любили. Джесс бежала по улице, думая лишь об одном — поскорее добраться до своей комнаты, запереться в ней и не выходить до тех пор, пока Ричард за ней не приедет. Слезы застилали глаза, она бежала, не разбирая дороги, пока не наткнулась на какого-то человека.
— Вот вы где, мисс Джесс, а я вас искал! — проговорил тот, схватив ее за плечи.
Джесс подняла голову — над ней было знакомое черное лицо Попа Хайнса.
— Моя половина видела, как вы выходили из дома с письмом в руке. И я подумал, что вы пойдете сюда.
Джесс заплакала.
— Ну полно, полно… — проговорил Поп, ласково обняв ее за плечи. — Все будет хорошо. Я отвезу вас домой.
Пойдемте в машину.
Но она продолжала плакать — стыдно было, что так глупо попалась.
— Не нужно плакать, — продолжал успокаивать ее Поп. — Никто на вас не сердится. Просто в следующий раз говорите, куда вы уходите. Вы ведь совсем крошка, мало ли что может случиться.
Все еще всхлипывая, Джесс села в машину. Она плакала не оттого, что ее будут ругать, вовсе нет, а потому, что поняла важное для себя: вызволить ее из Ларчвуда Ричарду будет не так просто, как она думала вначале.
Был понедельник, 3 июня 1968 года, Сьюзен Левин сидела в красном пластиковом кресле за столиком кафе и медленно размешивала сахар в толстой фарфоровой кружке. Напротив нее сидел Дэвид, которого она любила почти год, а теперь разлюбила. Ей почти удалось убедить себя в этом.
— Мне наплевать, что на следующей неделе мы оканчиваем институт, — медленно проговорила она. — Думаю, все можно обсудить и теперь.
Глаза Дэвида за толстыми стеклами очков в тонкой металлической оправе казались совсем рядом.
— Я люблю тебя, Сьюзен, — тихо сказал он. — У нас с тобой впереди много важных дел. Взять хотя бы кампанию в поддержку Кеннеди. Я считал, что этим летом мы займемся ею вплотную. Неужели тебя это больше не волнует?
Сьюзен напряглась, однако упрямо проговорила:
— Признаться, не очень. Я тебя тоже любила, но теперь, когда мы оканчиваем нашу альма-матер, пора бы остепениться. А Боб Кеннеди и без моей поддержки обойдется.
Завтра он одержит победу в Калифорнии, а потом — во всей стране и станет президентом.
— Но он только что проиграл в Орегоне! Маккарти наступает ему на пятки, и Кеннеди, как никогда, нужна наша поддержка. Господи, что с тобой происходит?!
Сьюзен закурила вторую сигарету и поправила очки на своем длинном, с горбинкой носу. Было бы здорово, если бы Дэвид отпустил ее без всяких объяснений, так просто от него не отделаться. Он должен непременно докопаться до истины. А как глубоко он умеет чувствовать… Вот этим-то он ее и привлек.
— Что ты собираешься делать? — спрашивал между тем Дэвид. — Сжечь свою карточку студента Демократического общества и сбежать в уютное, тепленькое родительское гнездышко?
Говорил он быстро, взволнованно. Слова Сьюзен задели его за живое, она физически ощущала, как он страдает.
— А может, ты хочешь собрать свои вещички и забиться в какую-нибудь дыру, а там размышлять о бренности всего земного? Так что ты надумала? Выкладывай! Как будешь жить дальше? Неужели тебе безразлично, что война во Вьетнаме продолжается, что нужно что-то предпринимать, чтобы ее остановить?
— Я тоже против войны, как и ты, и тебе это отлично известно! — вспылила Сьюзен. — Если я не хочу тебя больше видеть, это еще не значит, что я стала смотреть на жизнь по-другому. Не смей так думать!
Дэвид покачал головой и почесал свою рыжевато-каштановую бородку.
