— А как же сидячая забастовка? — тихо спросил он дрожащим голосом.
Бастовали студенты в апреле. В тот день Сьюзен впервые почувствовала тошноту, которая и сейчас подкатила к горлу. Тогда она подумала, что недомогание вызвано бессонными ночами, проведенными на сыром бетонном полу в административном здании Колумбийского университета, сухомяткой, куревом до одури, — тут кого угодно затошнит. Но через несколько дней Сьюзен поняла, что беременна.
— И наши требования были частично удовлетворены, — продолжал Дэвид. — И мы с тобой радовались этому.
Он был прав: администрация прекратила строительство новой гимназии, земля возвращена в безраздельное пользование детям Гарлема. Непривилегированный класс получил в свое владение участок для игр. Права власть имущих были, таким образом, урезаны.
Потянувшись через стол, Дэвид взял ее за руку.
— Помнишь, как мы радовались, когда победили?
Еще бы! Сьюзен прекрасно это помнила. Вместе с другими студентами — членами Демократического общества они не выпускали декана из кабинета целые сутки. Она помнила, как Дэвид радостно сжал ее в своих объятиях, когда их требования были наконец удовлетворены. Помнила, как он был разочарован, когда им было объявлено, что институт и впредь будет поддерживать связь с неким военным ведомством, определяющим политику в отношении Вьетнама. Внутренние дела — одно дело, внешние — другое. А война — как священная корова, которую трогать запрещено. Чуть позже этой ночью, когда они с Дэвидом голышом лежали на матрасе на полу в его комнате, они торжественно поклялись друг другу, что не успокоятся до тех пор, пока не добьются равных прав для всех членов общества и пока не будут выведены войска из Вьетнама.
— Помню, — прошептала Сьюзен.
— Неужели ты не понимаешь, как мы подходим друг другу? — спросил он.
— Подходим для чего?
Как и Дэвид, Сьюзен не придавала никакого значения законному браку. Женитьбу они считали уделом родителей, а девиз их поколения — свобода, свобода во всем, и в любви тоже. Сьюзен нужно было разлюбить Дэвида до того, как забеременеть от него.
Он выпустил ее руку, пригладил свои длинные волосы.
— Для всего!
Сьюзен отхлебнула кофе — холодный. Внутри была пустота. Лицо Дэвида исказилось от боли, но это ее почему-то не тронуло. Почему она разлюбила его? Когда это случилось? Сьюзен прекрасно знала… Она перестала любить Дэвида, когда обнаружила, что беременна. Именно тогда она поняла, что если у парня с девушкой должен появиться на свет ребенок, они обязаны пожениться. Такое уж она получила воспитание, и от него не избавиться никакими силами. Проще было разлюбить Дэвида, чем ломать себе голову над такой чепухой, как замужество. Сьюзен также опасалась поступков Дэвида, большого приверженца свободы, если он узнает о ребенке. Что он сделает, Сьюзен, правда, не знала, но догадывалась: что-то такое, о чем она позже будет горько сожалеть. Да, перестать любить его было гораздо проще.
— О Боже, — прошептал он. — А я думал, ты меня любишь.
Сьюзен молча смотрела на свою чашку.
Дэвид встал и, вытащив из кармана своих выцветших расклешенных джинсов смятый доллар, бросил его на стол, откинув со лба свои длинные волосы.
— Желаю тебе счастья, Сьюзен, — проговорил он и поднял вверх два пальца. — И мира.
Он вышел из кафе, оставив Сьюзен в своей прошлой жизни.
Два дня спустя ранним утром за три тысячи миль отсюда было совершено покушение на Роберта Кеннеди. Сьюзен вышла из душа, когда по радио сообщили эту ужасную новость. У нее тут же онемели руки и ноги, и она бессильно прислонилась к стене, ловя воздух пересохшим ртом.
«Этого не может быть… Этого не может быть…» — вновь и вновь повторяла она про себя.
— Состояние здоровья сенатора критическое… — продолжал диктор. — Он только что добился убедительной победы на первоначальных выборах в штате Калифорния…
Не осознавая, что делает, Сьюзен сбросила халат и стояла теперь голая, дрожа от холода. Она вдруг почувствовала тошноту. Сейчас она должна срочно разыскать Дэвида.
Сьюзен бросилась было к двери, но остановилась.
Ведь она его больше не любит!
Тошнота усилилась, из глаз хлынули слезы.
«Ты носишь его ребенка, но его больше не любишь, — уговаривала она себя. — Разве ты забыла, что так будет лучше для всех?»
Сьюзен представила себе лицо Дэвида. Как сверкали его глаза только при одном упоминании имени Кеннеди!
Бобби Кеннеди… Спаситель человечества…
Обхватив себя руками, Сьюзен зарыдала, понимая, что любит Дэвида и никогда не переставала его любить. И сейчас он нужен ей и ее ребенку. Да и ему самому без нее не обойтись, Сьюзен это точно знала.
Она заметалась по комнате, натянула на себя потрепанные джинсы и старенький свитерок и выбежала из общежития.
Комната Дэвида находилась по другую сторону студенческого городка. Может, он еще спит.
Сьюзен бежала, не чуя под собой ног. Влажные волосы лезли в глаза, сандалии гулко шлепали по земле. Студенты собирались маленькими группками. «Уже знают, — подумала она. — А скоро узнает весь мир».
Добежав до тротуара, она неловко зацепилась за бордюр и упала на асфальт. Большой палец ноги пронзила острая боль. Кое-как поднявшись, Сьюзен оглядела ногу: из пальца шла кровь, ноготь был до половины сорван. Закрыв лицо руками, Сьюзен зарыдала.
— Сьюзен? — раздался мужской голос.
Голос был знакомый, но не Дэвида. Сьюзен подняла голову. Перед ней стоял Аллан, сосед Дэвида по комнате.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
Трясущимися руками Сьюзен вытерла слезы.
— Где Дэвид? Мне он срочно нужен.
Аллан опустился рядом с ней на тротуар.
— Он уехал.
— Он уже слышал о Кеннеди? — едва выдохнула она.
Аллан покачал головой:
— Не знаю. После последней вашей встречи он собрал вещи и уехал.
Сьюзен похолодела.
— Куда он поехал?
— Не знаю. Родители его умерли, так что дома у него нет.
Вытащив из кармана смятый платок, Аллан замотал им кровоточащий палец на ноге Сьюзен.
— Как ты думаешь, Сьюзен, он умрет?
— Что?! — закричала она. — С чего Дэвиду умирать?
Аллан завязал на платке узел.
— Да не Дэвид, а Кеннеди. Он ведь выживет, правда?
Двадцать часов спустя Роберт Кеннеди скончался. Вместе с ним умерли и все надежды на мирное будущее. Мечты Сьюзен рассыпались. Маленький мирок, в котором она жила до сих пор, перестал существовать. И она поспешила укрыться в самом безопасном месте, которое знала, — у своих родителей.
— Мы посылаем ее учиться в самое престижное учебное заведение, которое только можем себе позволить на наши деньги, а она что творит! Тут же беременеет от какого-то хиппи! Нет, вы только подумайте! — сокрушалась Фрида Левин, застегивая на шее дочери мантию.
— Мама…
— Фрида…