изумруды. Он тратил большую часть своего, а затем и моего жалованья на их покупку.
— Их контрабандой вывозили рабочие?
— Да, хотя меры против этого принимались драконовские. Рабочих рудников почти ежедневно проверяли с помощью рентгеновских лучей, чтобы они не глотали камни. Можно представить, какую дозу облучения они получали. Они мало чем отличались от рабов. Но всегда найдутся несколько человек, которые рискнут. Камни таки уплывали.
— А ваш Мартин их скупал.
— Только хорошие, только самые лучшие… Он и платил за них хорошо. Он хотел иметь камни, но не хотел дурить рабочих.
— Ну прямо святой…
— Осторожнее в выражениях, сукин вы сын.
— Продолжайте.
— Мартин был очень осторожен, но шила в мешке не утаишь.
— Верно… Некоторые бедные рабочие с рудников стали вдруг швыряться направо и налево деньгами.
— Да.
— А теперь все эти изумительные камешки лежат на дне Атлантики.
— Да.
— И вы намерены их достать.
— Да.
— Почему вы сбежали из больницы? Почему вы прячетесь?
— Ходило много слухов о Мартине, о том, чем он занимался. Должно быть, вы знаете о торговле наркотиками в Колумбии — кокаином и марихуаной, и о людях, которые этим промышляют. Однажды была предпринята попытка похитить Мартина в Боготе. А позже, в Картахене, когда мы готовили «Буревестник» к отплытию, заметили, что вокруг околачиваются разные психопаты и темные личности, выжидая момент. Мы это понимали и отчалили от пристани среди ночи, взяв курс совсем не туда, куда говорили… Но факт остается фактом: есть люди, которые знают об изумрудах, причем это далеко не лучшие представители человечества… И они читают газеты. Они решат, что эти камни у меня, что я спасла их во время крушения или по крайней мере что я знаю, где они находятся. Как вы думаете, что эти люди могут сделать за изумруды, которые стоят миллион долларов?
— Вероятно, вы правы.
— Охотники уже могли появиться в больнице этим утром.
— Сейчас почти четыре часа, — сказал я. — Я устал, малость перебрал, и у меня такое ощущение, что я всю ночь читал комиксы… Поговорим завтра. Я лягу здесь на диване, а вы в спальне.
Она еле заметно улыбнулась.
— Вы ненамного старше меня, а у вас начинают выпадать волосы. Вы знаете об этом?
Глава восьмая
На следующее утро ко мне подошел бухгалтер и бросил на стол запечатанный конверт. Он загадочно ухмыльнулся и медленно направился в свой офис.
Я взял конверт и поднес его к свету. Дженни повернулась в кресле и стала с любопытством наблюдать за мной.
— Сегодня что — день выплаты жалованья, Дженни?
— У тебя.
— Ах, вот как. — Я вскрыл конверт, посмотрел на цифры чека — нет никакого выходного пособия — и затем прочитал официальное сообщение об увольнении.
Дженни начала смеяться и долго не могла остановиться. Наконец, вытирая влажные щеки, сказала:
— Ой, Дэн, мне так жалко, что ты уходишь. Теперь здесь будет мрачно, как в морге.
— Что, напечатали заметку о ресторане?
— Всю до слова, до запятой. Весь тираж ушел и был почти распродан, когда заметили.
— И был помещен портрет Ланса перед обзором?
— Да, все как обычно, под обычным аншлагом «Дело вкуса». — Дженни снова разразилась смехом.
Пока она смеялась, я стал расчищать свой письменный стол: убрал золотое вечное перо, которое никогда не писало, трубку и кисет с табаком, скобу, которую я купил для яхты, но по ошибке притащил сюда.
— Ты не слишком огорчен, Старк?
— Нет, я рад. Я потерял остатки уважения к этим людям, после того как они уволили меня.
Я сложил свое барахло в сумку и встал.
— Дженни!
Она выжидательно смотрела на меня.
— Ты не считаешь, что нарушено мое право внести предложения по улучшению?
Я зашел в бар под названием «Пещера пирата» и сел неподалеку от привязанной цепочкой, весьма нервной обезьяны, которая приходила в ярость от того, что хотела укусить меня, но достать не могла. Я выпил подряд три кружки отвратительного пива, прикидывая, во что мне обойдется возможное морское путешествие. У меня были кое-какие деньжата в банке, и если я еще продам «корвет»… Ну а коли этого не хватит, некоторую сумму могут одолжить родители.
Временами мне становилось жутковато от мысли, что выходить нужно в открытый океан. Раньше я никогда не плавал дальше чем от Майами до Бимини. Я спрошу ее… Еще одно пиво, затем я вернусь домой и — ей-богу! — спрошу ее. Я опасался, что она скажет «да», но не меньше боялся и ее «нет». Как-никак это могло бы стать настоящим приключением, хотя, возможно, и безрезультатным. Я перестал верить в возможность приключения примерно тогда же, когда окончательно выбросил из головы сентиментальные мысли о любви… Кроме пива, я заказал еще двойное виски. Конечно же, я должен рискнуть. Решающий момент, поворотный момент.
Кристин Терри сидела за кухонным столом, отхлебывала кофе и курила. Под глазами ее была чернота. Я обратил внимание, что уголки рта ее были опущены книзу — не слишком сильно, это выглядело даже привлекательно, но тем не менее именно так она могла бы выглядеть в старости, будучи чем-то огорчена.
— Я полагаю, что ты не в силах смотреть на воду, если ее больше, чем в ванне, — сказал я.
Кристин не ответила; она с презрением относилась к вопросам, единственной целью которых было вызвать ее на разговор, спровоцировать ее реакцию.
Я достал из холодильника бутылку пива и сел напротив нее. Через незашторенные окна в комнату лился яркий солнечный свет.
— Ты имеешь представление о том, в каком месте затонул «Буревестник»?
— Нет, — отозвалась она. — Никакого.
— Я спрашиваю потому, что у меня есть яхта. Мы могли бы отправиться на поиски твоих изумрудов.
Некоторое время она изучающе смотрела на меня, словно просвечивая, вглядываясь, по всей видимости, глубже, чем человек способен вглядеться в себя сам.
Наконец сказала:
— Я знаю, где лежит «Буревестник». Там был маяк.
— Но ты ведь сказала Дугу, что маяка на рифе не было.
Она промолчала, видимо, не теряя надежды, что я самостоятельно осознаю глупость всего сказанного.
— Ну да, ты, конечно, не хотела…
